Любовь и хлеб

– Как они выглядели? Молодые? Ха, в пенсне? Это наверняка два старых приятеля-лейтенанта из Ваксхольма.

– Никакие они не лейтенанты, они гораздо старше.

Ха! Ну, тогда, значит, его старые друзья по Упсале, наверное, доцент П. и адъюнкт К. Небось захотелось взглянуть на семейную жизнь старика Людде.

– Да нет же, они вовсе не из Упсалы, а из Стокгольма. Позвали служанку. Ей эти два господина показались ужасно неприятными, да еще трости в руках.

Трости! Гм! Кто бы это мог быть? Ладно, со временем узнает, они наверняка придут еще раз. Да, по дороге он зашел в Курнхамн и купил мисочку клубники, просто за бесценок, даже смешно! Представь, миску клубники за крону пятьдесят в это время года!

– Людвиг, Людвиг, чем все это кончится?

– Все будет замечательно! Сегодня мне дали перевод!

– Но ведь у тебя долги!

– Ерунда! Ерунда! Вот подожди, скоро я получу большой заем!

– Заем! Но это еще один долг!

– Да, но на каких условиях! Давай больше не будем говорить о делах! Хороша клубника? А? Что скажешь насчет стаканчика хереса к ягодам? Лина! Сходи-ка в лавку и купи бутылку хереса! Выдержанного!

После обеда он вздремнул на диване в гостиной, а когда проснулся, жена попросила выслушать ее. Только пусть он не сердится.

Сердится? Он? Сохрани Господи! Наверное, деньги на хозяйство?

– Ну так вот. Счет в лавке не оплачен. Мясник требует уплаты долга, извозчика тоже «прорвало», одним словом, сплошные неприятности.

– И только-то! Завтра они получат все до единого шиллинга. И как не стыдно приходить и требовать такие крохи! Завтра они получат все до единого шиллинга и потеряют покупателя! А сейчас больше не будем об этом говорить. Мы идем гулять. Безо всяких колясок! Поедем на конке в Юргорден и немножко встряхнемся!

И мы поехали в Юргорден. В «Альгамбре» заказали отдельный кабинет, и заполнившие ресторан холостяки тут же начали перешептываться. Решили, будто у нас маленькое приключение. Ну разве не забавно? Сойти с ума, как весело! Но жена была отнюдь не в восторге. А счет! Ты только представь, что можно было бы купить на эти деньги, останься мы дома!

Шли месяцы. Приближался заветный миг. Пора позаботиться о колыбельке и распашонках. Так много всего нужно. Господин Людвиг целыми днями бегает по делам. Но цены на хлеб поднялись. Грядут тяжелые времена! Ни переводов, ни корректур. Люди стали материалистами. Они больше не читают книг, а покупают вместо этого еду. В какое грубо-прозаическое время приходится жить! Из жизни исчезают идеалы, а куропатки продаются не дешевле двух крон за пару… Извозчики не желают возить нотариусов в Юргорден бесплатно – у самих жены и дети, – и даже лавочник требует деньги за свой товар. О, какие реалисты!

И вот пробил решающий миг! Нотариусу приходится бежать за акушеркой! А потом покинуть роженицу, чтобы принять в прихожей кредиторов. И наконец – он держит на руках свою дочь! И тогда он заплакал, ибо ощутил ответственность, тяжелую, не по силам, ответственность; и он дает себе новые обещания. Но нервы его расшатаны. Он получил перевод, но не может сесть за работу, потому что должен все время бегать по делам.

Он бросается сообщить радостную новость приехавшему в город тестю.

– Я – отец!

– Прекрасно, – отвечает тесть. – А у тебя есть на что кормить ребенка?

– Сейчас – нет. Помогите!

– Хорошо, но только на этот раз. Потом помощи не жди. Самому хватает лишь на собственную семью.

Жене нужно приготовить курицу, и господин Людвиг покупает на Сенной площади курицу и юханнисбергер по шесть крон за бутылку. Высшего сорта!

И акушерке надо заплатить сотню крон. Что мы, хуже других? Капитан ведь заплатил сотню?

Жена вскоре опять на ногах. О, она вновь как маленькая девочка, талия осиная, немного бледна, но ей это идет.

Приходит в гости тесть и уединяется с Людвигом для серьезного разговора.

– Придется вам обождать с детьми, – говорит он. – Иначе ты разорен.

– Что вы такое говорите, отец! Разве мы не женаты? Разве не любим друг друга? Почему же нам не иметь детей?

– Все верно, но детей нужно еще и кормить. Молодым только бы миловаться да забавляться в постели, а ответственность?

– Вы тоже стали материалистом! О, что за ужасное время! Никаких идеалов!

Хозяйство было подорвано. Любовь еще жила, ибо была сильна, а чувства молодых нежны. Но судебные органы не отличались нежными чувствами. Предстояло описание имущества за долги, надвигалось банкротство. Пусть уж лучше описание имущества. Тесть приехал в дорожной карете и забрал дочь и внучку, а зятю запретил показываться на глаза, пока тот не раздобудет средств к существованию и не расплатится с долгами. Дочери он не сказал ни слова, хотя ему казалось, будто он везет домой соблазненную. Точно одолжил на год свое невинное дитя какому-то молодому человеку и теперь получил ее обратно опозоренной. А ей самой вовсе не хотелось расставаться с мужем, но не может же она жить с ребенком на улице!