Любовь и Ненависть

— Ладно, ладно. Зайдите месяца через три!

— Через три месяца? — недоуменно переспрашивали заказчицы. — Так долго? Переписать всего двадцать музыкальных страниц?

Тогда он резко протягивал им листки обратно.

— Поищите кого-нибудь еще, — говорил он. — Есть копиисты, которые выполняют работу гораздо быстрее. И лучше. Те, кому она нужна больше, чем мне.

Но они не забирали заказы назад и старались как можно дольше поговорить с этим человеком, чтобы понять, как живет эта знаменитость. Две крошечные комнатки, окно, выходящее на мансарду, двуспальная кровать, аккуратно застеленная чистым покрывалом из индийского хлопка, миниатюрная кухонька. Повсюду все блестит благодаря стараниям Терезы. Вот кабинет, который служит им еще и столовой. У окна письменный стол, где великий писатель переписывает ноты и занимается своими гербариями.

— От всего этого разрывается сердце, — призналась одна посетительница.

Но Руссо не давал никакой возможности тем, кто хотел постоянно держать его под прицелом общественного мнения. Вскоре на него вообще прекратили обращать внимание, даже тогда, когда он посещал самые знаменитые кафе и заказывал там себе чашечку шоколада и приглашал одного из посетителей сыграть партию в шахматы. Которую он, конечно, выигрывал без особого труда, так как до сих пор не утратил мастерства, приобретенного годы назад. Пару раз Руссо устроил чтение отрывков из своей «Исповеди», подчиняясь желанию своих почитателей из среды аристократов. Все слушатели были настолько очарованы, что чтения продолжались иногда по восемнадцать часов кряду с небольшими перерывами, чтобы что-нибудь выпить и перекусить. Среди аудитории не было ни одного человека, который при этом не прослезился бы.

Вскоре вмешалась полиция. Жан-Жак прекратил чтения. Его совсем не удивило вмешательство полиции, хотя он и понятия не имел, что это мадам д'Эпинэ пришла в полицию с жалобой на Жан-Жака, опасаясь как бы бывший протеже не бросил тень на ее личность в своих пристрастных мемуарах.

Он ждал вмешательства полиции. Они все еще его преследуют! Кто? Конечно, Вольтер со своим философским кружком. Они, наверное, никогда не успокоятся. Жан-Жак только сейчас понял, что глупо ошибался, предполагая, что его противники хотят убить его. Почему он был таким глупцом? У них были более коварные замыслы, они хотели похоронить его заживо! Они хотели, чтобы он продолжал жить год за годом, но в то же время чувствовал, как один за другим падают комья на крышку его гроба. Чтобы он видел, как постепенно все его покидают, его ненавидят, как игнорируют, забывают.

Они создали вокруг него такую атмосферу ненависти и презрения, что когда он проходил по улице, то слышал, как за его спиной прохожие, натужно откашливаясь, с отвращением плевали ему в след. Каждый их плевок предназначался ему, Жан-Жаку!

Когда он входил в общественное место, толпа с презрением расступалась перед ним. Все, уставившись на него, пятились назад, словно перед ними зачумленный, словно он мог заразить любого, до которого нечаянно дотронется.

Только представьте себе, сколько нужно было положить труда ради того, чтобы позлить одного человека. Возьмите, например, чернила. Или тушь. Жан-Жаку приходилось тратить ее довольно много для переписки нот. Все могли запросто приобрести ее в лавке. Просто войти и попросить палочку китайской туши. Все, кроме Жан-Жака. Для него этого товара в лавке не оказывалось. Даже если ему удавалось раздобыть палочку туши в отдаленной лавке, которая каким-то образом выпала из поля зрения заговорщиков, она оказывалась такого плохого качества, что ее приходилось растирать в воде часами, и после этого она все еще была пригодна для питья, оставаясь такой же чистой и прозрачной.

Все годилось, чтоб только унизить его! Просто ему повезло, что у него еще приличный запас китайской туши, которую он приобрел задолго до возникновения заговора. Как он рад, что его заговорщики пока не пронюхали об этом! Конечно, Жан-Жак прятал ее в надежном месте.

Иногда вдруг за тот или другой товар продавец резко снижал цену. Прямо у него на глазах. Для чего? Для того, чтобы еще раз его унизить. Унизить такой завуалированной формой милосердия.

«Бедный Жан-Жак! Бедный Жан-Жак! Как ему не повезло в жизни! Ведь у него совсем нет денег. Можно уступить ему несколько сантимов. На бедность…»

Но Жан-Жак вовсе не желал такого милосердия, такой благотворительности. Ему не нужна их жалость! Он продемонстрирует всем, что он не нищий, не попрошайка. Нет, он — Жан-Жак Руссо! Который отказался от пенсий, предлагаемых королями. Пенсий, на которые он, если бы их принял, мог запросто скупить все их ничтожные лавки. Сотни лавок!

Ха! Это они проявляют к нему милосердие! Ради чего? Чтобы потом сплетничать за его спиной? Хвастать, что если бы не их благотворительность, то Жан-Жак просто умер бы от голода? Нет, ничего подобного! Он не потерпит никаких снижений цен специально для него!