— Я вас понимаю, месье, — ответил ростовщик. — Я вам сполна заплачу за эту шпагу. Но прежде я вынужден вас предупредить, что, если завтра все начнут думать так, как думаете вы, ваша шпага не будет стоить ни гроша и я не смогу дать вам за нее и части сегодняшней цены.
Жан-Жак вытащил из кармана свои часы.
— Ну а это для чего мне? В сутках все равно останется двадцать четыре часа — независимо от того, ношу я на себе этот инструмент или не ношу. Ну а для чего тогда колокольный звон? Для чего дневной свет? Разве этого недостаточно, чтобы определить, который час? Короче говоря, эти часы — еще одно украшение, его носят, чтобы показать: их владелец — господин, у него в кармане денег больше, чем необходимо на пропитание. Что из того, что я опоздаю на несколько минут на деловую встречу? Если те, что меня ждут, не могут немного повременить, они — не истинные друзья.
Ростовщик, улыбнувшись, заметил, что, к счастью, не все такого мнения, как он.
Руссо снял с себя парик.
— Кто я такой? Монарх? Почему я должен походить на короля? Монарх, будь у него человеческие чувства, не спит по ночам, думая о тысячах подданных, которые пойдут умирать за него в бой, о тысячах других, которые умирают от голода на его тучных землях?
Руссо купил себе небольшой круглый паричок, чтобы прикрыть от студеного ветра лысую голову.
Терезе он заявил:
— Все это золотое шитье на моем камзоле ни к чему. Смешно. Спори его и продай. И больше никаких застежек и золотых пуговиц. Пуговицы деревянные или костяные ничуть не хуже. Для чего одеваться так, словно я придворный или генерал на торжественном смотре? Смешно. Продай и шелковые белые чулки. И мои кружевные манжеты, а заодно и жабо. Для чего мне отличаться от людей, которые своим трудом зарабатывают себе на жизнь?
Его новая манера одеваться принесла Жан-Жаку еще большую популярность в Париже. К тем, кто хотел остановить Руссо и обсудить им написанное, прибавилось множество парижан-простолюдинов, которые никогда не читали его произведений, но желали поглазеть на странного, чудного человека, от которого без ума вся французская столица.
— Неужели вы никогда не видели человека, который хочет жить в полной неизвестности, как большинство простых людей? — спрашивал их Руссо. — Такого, что не ищет выгодных знакомств, не стремится ни к каким особым почестям, не требует милостей?
Вероятно, ничего подобного никто прежде не видел. Вокруг Руссо собирались толпы людей. Его умоляли переписать ноты. Конечно, это был лишь предлог, чтобы пообщаться с прославленным чудаком. Но вскоре Руссо был завален заказами на месяцы и даже годы вперед. Он начал отказывать, но любопытные продолжали стучать к нему в дверь. В его квартире постоянно торчали незнакомые люди. А визитеры выстраивались в очередь на лестнице. Руссо возмущался:
— Разве вы не видите, что похищаете у меня самое драгоценное — мое время? — Голос у него садился, силы иссякали.
Дамы в ответ на это вспыхивали, хихикали, прекрасно понимая, что вся его свирепость напускная. Они извинялись с томным выражением лица, стараясь ему понравиться, и сердце Руссо в конце концов таяло. Для пущего соблазна дамы использовали множество разных самых изощренных приемов — и вот у Руссо в руках оказывалось очередное приглашение на званый обед. Жан-Жак понятия не имел, каким образом той или иной посетительнице удавалось так ловко провести его.
Попав в гости, Руссо давал волю гневу. Что это такое? Обычный обед, которых у него прежде было сотни. С теми же старинными, давно заплесневевшими остротами, с теми же таинственными намеками, с теми же взрывами хохота. А эти потуги вовлечь его в беседу! Сценарии были ужасно примитивны: его, к примеру, спрашивали, как он думает, пересекут ли в один прекрасный день дикари из Африки и Америки океан, чтобы посадить своих краснокожих или чернокожих вождей на троны в Версале и Букингеме[78]. Особенно раздражало Руссо стремление этих людей осыпать его подарками, вероятно, для того, чтобы компенсировать ему время, проведенное в их обществе. Руссо предлагали все подряд: бутылки вина, жареную дичь, книги, предметы искусства… В то же время в карманах у него не было даже монетки, которую он мог бы пожаловать обслуживающим его лакеям. При всей его славе слуги этих праздных людей были богаче его, но все равно ждали от него чаевых.
Подарки по-прежнему доставлялись ему на дом. Разве можно захлопнуть дверь перед носом порядочной дамы, особенно если следом за ней слуга несет большой пакет. Но приветливость Терезы, ее постоянные охи и ахи при получении подарков, бесцеремонность ее родственников, которые, словно грифы, набрасывались на добычу, до такой степени выводили из себя Руссо, что однажды он громогласно заявил: «Все, больше никаких подарков!»
Но очередной его выпад привел к новому увлечению богатеев, постоянно жаждавших острых ощущений. «Как заставить Руссо отказаться от подарка?» — называлась их последняя забава — все хотели испытать на себе неподкупность Жан-Жака и несли ему более дорогие предметы.