Любовь и Ненависть

Но это вовсе не означало, что в Сан-Суси никто не думал о любовных утехах. Как это так, если стены дворца были выложены фресками Пена, на которых распутные мужчины, поклонники Приапа[86], обнимали обнаженных женщин — тут же были и целующиеся голубки, и игривые барашки, и компании купидонов, занятых любовными играми. Вольтер охарактеризовал царившую во дворце атмосферу примерно так: «Представьте себе: семь греческих мудрецов ведут ученую беседу в борделе!»

А какая там подобралась компания! Любезнейший лорд Кейт, дипломат и полководец. Альгаротти[87], путешественник, поэт, математик. Ламетри[88], философ и медик, который пытался выразить человеческую жизнь посредством математических и физических уравнений. Д'Аржан, известный путешественник и писатель. Знаменитый математик Мопертюи[89], который развил теорию о том, что земля более плоская на полюсах, чем на экваторе, — полный амбиций, ревнивый человек с умопомрачительными научными идеями, от которых Вольтер не оставит камня на камне.

Вечерние бдения мудрецов становились все продолжительнее — никто из собеседников не желал прерывать поток острот и ученых споров, а лакеям в нарядных ливреях приходилось потом добираться до постели с посторонней помощью. У этих бедняг так распухали ноги от долгого стояния, что на следующий день они не могли даже выйти из комнаты.

Как-то раз Фридрих предложил своим гостям придумать определение человека. Сам он остановил свой выбор на афоризме Платона[90] — «птица без крыльев». Ламетри выдвинул свое определение: «Человек — это машина».

Формула Вольтера сразила всех и вызвала аплодисменты:

— В Библии утверждается, что мы созданы по подобию Божьему. Но Ксенофонт[91] довольно остроумно возразил на это: «Если бы лошади умели мыслить образами, они наверняка представили бы своих богов на четвереньках».

Вообще-то древние не очень-то жаловали человека. Эпиктет[92] называл его «маленькой душой возле большого тела», Гомер[93] — «дураком судьбы». Петроний[94] не видел в человеке ничего, кроме «мешка, наполненного ветром». А для Аристотеля[95] он был лишь «политическим двуногим».

Только, пожалуй, Протагор[96] более высоко ценил человека и называл его «мерой всех вещей».

Более поздние века возвысили отношение человека к самому себе. Паскаль[97], например, называл его «слабой тростиночкой», причем «думающей тростинкой». Но самое замечательное определение дал нам великий варвар, английский драматург Вильям Шекспир[98]. Устами Гамлета он говорил: «Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! В поступках как близок к ангелу! В воззрениях как близок к Богу! Краса Вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция праха!»[99]

— Какое славное определение! — продолжал Вольтер, и уголки его губ тронула печальная, милая улыбка. — Однако в нем не хватает одного самого важного фактора.

— Что же вы имеете в виду? — поинтересовался король.

Вольтер немного помолчал. Он припомнил, что Фридрих, будучи кронпринцем, не проявлял никакого интереса к военным делам. Мало того, чтобы не исполнять военные обязанности, он пытался бежать в Англию со своим лучшим другом Катте. Но его грубый отец, обладавший солдафонским умом[100], раскрыл заговор. Он бросил своего сына в темницу и прямо перед его камерой велел повесить его лучшего друга. Казнь совершилась так близко от Фридриха, что он мог пожать Катте руку перед его смертью. То, что заложил отец Фридриха, слава милитаристской Пруссии и Силезская война[101], принесли свои кровавые плоды. Неудивительно, что Фридриху так нравилось определение человека, данное Платоном: «двуногое без перьев», «ощипанный цыпленок», готовый отправиться в кипящий котел. Недавно Вольтер услышал от прусских кавалеристов, что Фридрих II собирается казнить одного из них за то, что тот имел противоестественные половые отношения со своей кобылой. Инстинктивно Вольтер вступился за него, умоляя сохранить этому человеку жизнь. Точно так, как он вступился за Дефонтена, которого хотели сжечь на костре за влечение к мальчику-трубочисту. Спустя несколько лет он попросил сохранить жизнь адмиралу Бингу, которого хотели расстрелять за поражение в битве с французами. Вольтер поступал так всегда, когда речь заходила о жизни человека. Но Фридрих отказал ему в просьбе. Он считал, что нельзя подрывать боевой дух кавалерии, это опасно.

— Так какой же самый важный фактор в жизни человека, который отсутствует в определении Шекспира? — поторопили с ответом Вольтера.

— Человек — единственное животное, которое знает, что умрет…

Голос Вольтера еще звучал. Он хотел что-то добавить, но не знал, стоит ли. Он ощупывал языком скользкие десны, нёбо — в последнее время у него выпадал один зуб за другим. А хотел он сказать вот что: «Человек — единственное животное, которое знает, что умрет… И он может наблюдать за этим процессом каждый день. В тюрьме вы или на свободе. Бог казнит каждого из нас каждый день».