Он заикался, его мозг лихорадило. Ему казалось, что он испытывает все муки сразу.
— Тем не менее у мужчины на этой земле есть обязанность, — продолжала мадам. — Два пола дополняют друг друга. Ни одна женщина не может быть настоящей женщиной, если у нее нет мужчины. А мужчина — не мужчина, если у него нет женщины.
Он молча кивал, все еще удивляясь, все еще испытывая отвращение к теме их разговора.
— Все эти опасности, все эти обязанности могут заставить юношу свернуть с пути истинного. И вот здесь, кажется, я должна прийти тебе на помощь. Я покажу тебе, как мужчина исполняет свои обязанности на этой земле, и тем самым помогу миновать все расставленные для тебя ловушки.
Неужели он не ослышался? С каким трудом он шел с ней вровень, рядом по садовой дорожке. Он думал о ее теле. И больше всего, конечно, о ее грудях. Казалось, сердце его затаилось, перестало биться.
— Но я выдвигаю при этом кое-какие условия, — продолжала она. — Ты должен дать мне твердые обещания. — Конечно, он все ей пообещает, что же ему оставалось делать? — Прежде всего, — продолжала мадам де Варенс, — я требую соблюдения приличий. Жизнь людей — это их частное дело. Но на свете существуют слухи и сплетни. И нам придется принять самые строгие меры предосторожности. На людях мы должны оставаться такими, какими были раньше. Перемена в наших отношениях коснется только нас с тобой. Но для всего света мы будем прежними. Только в уединении, в нашей спальне, я буду считать тебя мужчиной и соответственно относиться к тебе. А ты также будешь относиться ко мне как к женщине.
Жан-Жак был готов на все. В эту минуту он был настолько взволнован, что не мог выговорить ни слова, только беспомощно заикался.
— Само собой, речь идет о кардинальной перемене, — спокойно продолжала мадам. — Это ответственный шаг в твоей жизни. Я вижу, сейчас ты настолько шокирован моими словами, что не в силах сформулировать ответ. Понимаю. Я тебе даю неделю на размышление.
Юноша поспешил заверить ее, что столь большой срок ни к чему.
Испытательный срок оскорбителен для него — ведь он уже давно испытывает к ней жаркую страсть. Его сердце принадлежит только ей с того момента, как он впервые увидел ее.
Но мадам не захотела менять своего решения.
— Неделя, — настаивала она. — Тебе предстоит сделать куда более решительный шаг, чем ты себе представляешь. — И она вновь призвала Жан-Жака соблюдать всяческие предосторожности.
Предосторожность! Предосторожность!
Он отлично понимал, что она имеет в виду под этим словом. Мадам подразумевала ложь. Ведь придется обманывать Клода Анэ.
Когда Жан-Жак появился в этом доме, он и не подозревал, что мадам де Варенс и Клода связывают гораздо более интимные отношения, чем обычные для хозяйки и доверенного слуги. «Мама» всегда очаровывала всех и всем улыбалась. А Клод в его аккуратном парике стального цвета, в тщательно вычищенном, без пылинки, черном сюртуке всегда казался таким воспитанным, серьезным и почтительным.
Но однажды за столом у них возникли разногласия. Ничего серьезного. Но мадам позволила себе уничижительное замечание. Лицо Клода изменилось. Встав из-за стола, он вежливо поклонился и вышел из комнаты.
В ту ночь Жан-Жака разбудили отчаянные крики. Что-то с «мамой»! Он, спотыкаясь в темноте, пошел на шум и вскоре очутился в комнате Клода. Возле него суетилась мадам де Варенс, она пыталась привести его в чувство. На полу валялся флакон из-под опия.
Вдвоем они подняли Клода, заставили выплюнуть яд. Вся в слезах, мадам де Варенс умоляла управляющего простить ее. Она убеждала его, что не хотела оскорбить, что любит его так же сильно, как прежде. И всегда будет любить.
Вот тогда Жан-Жак все и узнал.
А теперь «мама» предлагает сделать из него мужчину. Это означает, что она будет отдаваться им обоим: и ему, и Клоду. Только тот ничего не должен знать.
Предосторожность! Еще одно, новое слово в лексиконе лжи!
Это раздражало Руссо. Нет, он ничего не имел против «мамы», которая хотела оделить всех своими щедротами. Он знал, что она предлагает себя из-за непреодолимой страсти, а не из-за распутства. Вероятно, она не была слишком чувственной. Созданная природой для любви, она скорее из-за доброты ложилась в кровать с мужчиной.
Ах, если бы и он умел так управлять своими страстями, как она, если бы он только мог подойти к ней и честно сказать: «Мама, моя любимая мама, для чего жертвовать собой ради меня? Я могу пообещать вам, что постараюсь избежать любого искушения. Не стоит из-за меня так волноваться. Я отвечаю за себя».
Но разве он может такое сделать? Разве может честно поступить? Ну а что с его стремлением надуть природу? Не подозревала ли мадам де Варенс о его пороке? Может, лицо выдало его? Конечно, ей все известно. Или она только подозревала? Мадам, несомненно, потребует, чтобы он избавился от этой порочной привычки. Чтобы больше не жил во лжи.
У Жан-Жака не было выхода. Он оказался в западне. Придется принять предложение «мамы», если оставаться в ее доме. Он опять вынужден будет лгать — делать вид, что сам столько времени мечтал о близости с ней.