Любовь и педагогика

– Всё парадоксы!

– Пожалуй. Убивает себя только тот, кто ненавидит смерть; влюбленные в нее меланхолики живут, чтобы наслаждаться ее ожиданием; стало быть, чем дольше они проживут, тем больше испытают наслаждения, ведь меланхолик – это, в первую очередь, жертва чувственности, он… Гром небесный! Да это же преступление!

– Преступление? – оборачивается Аполодоро.

Мимо проходит молодой человек под руку с девушкой, ее глаза, устремленные на спутника, будто освещают все вокруг. Она лениво опирается на его руку.

– Какая была красивая девушка! – восклицает Федерико.

– Она и сейчас хороша.

– Нет, она утратила девственную прелесть нераспустившегося бутона, этот негодяй ее оплодотворил… Взгляните на ее талию! Ну, разве он не преступник? Таких надо наказывать…

– Но раз он ее муж…

– Все равно это преступление. Следовало бы восстановить храмы весталок, чтоб непрерывно курились благовония у алтаря Афродиты… О, варвар!

– Но, может быть, он превосходный человек…

– Всякий, кто становится обладателем, хозяином красивой женщины, скотина. Красавица должна быть noli me tangere, [28]или, как выражается плебс, глядеть гляди, а руками не трогай; красота предназначена только для глаз.

– Раньше вы были другого мнения…

– Вы имеете в виду то, что я говорил три дня назад? Это верно. Идеи живут не вечно, как галстуки, то есть их носят, пока они не истреплются или не выйдут из моды.

Аполодоро снова не может оторвать взгляд от вызывающе яркого галстука собеседника.

– Я тут на днях познакомился с вашим отцом, доном Авито. Интересный человек… Можно вас поздравить…

Аполодоро чувствует в горле что-то вроде клубка, так ему хочется сорвать галстук с Федерико и бросать в реку.

– Его педагогические концепции ничем не хуже концепций его антагонистов… Педагогика не вступила еще по-настоящему в стадию экспериментального изучения хотя, насколько я понимаю, ваш отец предпринял попытку такого рода…

Аполодоро молчит, тогда Федерико ни с того ни с сего выпаливает:

– Так, значит, мы любим Клариту?

– «Мы» любим? – переспрашивает Аполодоро, почувствовав, что тот сделал ударение на слове «мы».

– Да, именно так.

– Но ведь «мы»…

– Множественное число первого лица, или, как говорят, множественное число от «я», хотя я никак не возьму в толк, почему это множественное число от «я», а не от «ты», ведь сейчас я имею в виду вас, стало быть, в этом «мы» есть не только «я», но и «ты».

– Но ведь каждый из нас – «я».

– И каждый – «ты».

– Несомненно.

– Следовательно, если, с одной стороны, вы – это «я», и я – другое «я», то каждый из нас – «я» и «ты» одновременно. Правильно сказал философ, что все на свете – одно и то же. Вот и получается, что мы оба любим Клариту.

– Любим?

– Ну да, любим: вы и я!

– И вы тоже?

– И я тоже.

– Вы?

– Да, я, друг мой Карраскаль, и дело тут совершенно простое и ясное: вы ее любите, я ее люблю, она любима нами обожми, ей предстоит выбрать одного…

– Но…

– Вот именно, друг мой, я тут не признаю за вами права первого завоевателя или претендента на завоевание девушки: я, как и вы, надеюсь обладать Кларитой. Обычная конкуренция.

– Дело в том…

– Дело в том, что вы с ней не заключили еще никакого соглашения, и, хотя у вас наладились уже какие-то отношения, я не вижу, почему бы мне не попытаться разорвать их.

– Хорошего же вы о ней мнения!

– Послушайте, я считаю, что вы сослужили мне службу, подготовили почву, привили ей вкус к женихам, вы были моим предтечей…

– И вы были бы в состоянии обезобразить ее, если б до этого дошло? – восклицает Аполодоро, осененный внезапной мыслью.

– Еще бы! Обязанность уважать невинность красивых девушек, как и многие другие запреты, мы возлагаем только на своих ближних, но не на себя…

«Но почему я его не бью? – вопрошает себя Аполодоро. – Я обязан его ударить… И отчего?… отчего?… Отец говорит, что нет ни почему, ни отчего, а есть только как… Но как я его ударю?»

– Значит, мы договорились, друг мой Аполодоро, что мы оба ее любим и ей надо будет выбрать одного из нас…

«Да за кого он меня принимает?»

– Ладно, пусть решает она сама…

– Игра у нас пойдет в открытую и без подвоха. Кстати, если она предпочтет меня, а вас оставит, то вам, разумеется, не будет оснований переживать и принимать эту историю близко к сердцу, потому что невеста, которая вот так оставляет жениха только потому, что подвернулся другой… Постойте, о чем вы задумались, дружище Карраскаль?

– О, простите! Так вы говорили…

– Ну, послушайте, старина, отец научил вас стольким вещам, мог бы и воспитать получше!

– Воспитать?

– Да, воспитать. Вы не знаете, что такое хорошее (воспитание?

– В генетической классификации наук оно отсутствует.

– Ну и шутник же вы!

– Шутник? Я не знаю, что это такое.

– И вы притязаете на Клариту?

«Ну почему я его не бью? Отчего не бью? Как это я его не бью?»

Тем временем они приходят в город.

– Значит, мы сошлись на том, что передадим нашу тяжбу в ее руки и пусть она ее разрешит, верно? Как настоящие друзья! До встречи!