Любовь и пепел

На Рождество к нам приехали все мальчики: Гиги из Ки-Уэста, Патрик из своего нового интерната в Коннектикуте и Бамби из Дартмута, куда он перевелся после того, как ушел из Университета Монтаны. Он думал, что дело в самом месте, а не в выбранных предметах, но теперь, похоже, Дартмут тоже его не устраивал.

— Как ты думаешь, папа не будет возражать, если я немного здесь задержусь? — спросил он у меня. — Только до тех пор, пока пыль не уляжется и я не смогу разобраться с тем, что будет дальше.

— Ты можешь остаться на сколько угодно, дорогой, что бы папа ни говорил. Но, пожалуйста, пообещай мне, что вернешься в колледж. Если ты этого не сделаешь, тебя отчислят.

— Я ведь уже объяснял, что не боюсь, если меня призовут. — Бамби задрал голову, его взгляд был спокойным, и я поняла, что он говорит серьезно. — Возможно, так даже лучше. Мне бы не помешало повзрослеть.

— Ерунда. Ты уже совершенство. — А про себя я подумала: «А еще ты жив».

— У меня есть друзья, которые завербовались, и они говорят, что на самом деле это лучше, чем ждать возмездия.

— Мы можем больше не говорить об этом? — Я попыталась скрыть тревогу в голосе, но ничего не получилось. — Почему бы тебе пока не перенести свои вещи в домик для гостей? Мы его переделали, и теперь там стало очень мило, особенно если не пускать туда кошек.

— Я думаю, Принцесса ранена, — сказал Гиги, занося в комнату большую серо-голубую кошку, которую он перекинул через плечо. — Она истекает кровью.

— Похоже, что это была плодовая крыса. — Я потерла у нее под подбородком красное пятно, на которое он указал. — Она лучшая охотница на мышей. Хотя обычно она лучше умывается.

Беспокойство Гиги сменилось уважением. Этот взгляд я уже знала: он иногда так смотрел на своего отца. Его отважный, дерзкий, героический отец, который теперь сражался с фрицами в заливе, разбирался с ними, как кошка с крысами, то есть бесстрашно и с определенным удовольствием.

Хотя, возможно, все это было выдумкой. А может, и реальностью. Я все больше и больше задавалась вопросом, не была ли «Операция одиночки» чем-то бесконечно более сложным. Возможно, Эрнест использовал эти миссии как способ сбежать от неприятностей и всего того, с чем он не хотел разбираться, или же он втайне надеялся, что из этих приключений у него родится новая книга, как когда-то, благодаря Испании, родился Роберт Джордан. Но Испания была реальностью, наполненной ежедневными трудностями, испытаниями, мужеством и настоящими героями. А за тот год, что Эрнест бороздил просторы залива, он лишь однажды заметил подводную лодку — далекую, черную, блестящую штуковину у Кайо Медано де Касигуас. Но это ни к чему не привело.

Из-за всего этого мне было очень грустно, я волновалась за него. На мой взгляд, он стал выглядеть неважно и слишком много пил. Эрнест всегда любил выпить, но у него был свой ритм. Два стакана за обедом после тяжелой утренней работы, затем два или три за ужином. Теперь не стало ничего, что могло бы его сдержать, не осталось ни одной причины не быть пьяным весь день.

Я поняла, что мальчики тоже это заметили, и мне хотелось заверить их, что папа просто переживает трудные времена и скоро с ним все будет, как раньше. Но верила ли я в это сама? Могла ли поверить?

В Рождественский сочельник мы отправились в город на ужин во «Флоридиту». Эрнест начал пить уже с полудня, а теперь Константино нес к нашему столику двойной замороженный дайкири. Я попыталась взглядом попросить его притормозить, но он, казалось, просто этого не замечал. Он был союзником Эрнеста или, по крайней мере, был не на моей стороне.

Наконец принесли еду, и только мы начали есть, как к нашему столику подошел мужчина, турист из какого-то южного штата, и, растягивая слова и держа шляпу в руке, попросил Эрнеста подписать экземпляр «По ком звонит колокол».

Остекленевшие глаза Эрнеста скользнули по нему.

— Пусть она подпишет, — сказал он, имея в виду меня.

— Он шутит, — быстро вмешался Гиги. — Папа будет счастлив подписать книгу.

Мужчина нервно рассмеялся и достал ручку. Он убежал, как только дело было сделано, и я не винила его за это. Хоть и наступило Рождество, но над нашим столом нависла мрачная атмосфера. И нам надо было постараться не ради себя, а ради мальчиков. Они склонились над своими тарелками, притворяясь, что мы на приятном семейном обеде, в то время как Эрнест уже тянулся к следующему коктейлю, а его глаза все больше стекленели. Мне стало жаль нас всех.

— Тебе не кажется, что ты уже достаточно выпил? — спросила я.

— Мне хорошо. А тебе хорошо?

— Мне ужасно. Я совершенно сбита с толку.

— Может, тебе надо еще выпить. Тогда ты мне сразу стала бы больше нравиться.

Глаза Патрика вспыхнули и встретились с моими. Мне показалось, что он готов сказать что-нибудь в мою защиту, поэтому я многозначительно покачала головой и жестом попросила счет, желая только одного — чтобы эта ночь поскорее закончилась.