Любовь и пепел

Остаток дня и всю ночь мы ехали вместе. В какой-то момент я заснула. Проснулась рано утром и обнаружила, что моя голова лежит на плече у парня, сидевшего рядом. На мгновение, прежде чем окончательно проснуться, мне показалось, что я с братом Альфредом и что мы куда-то едем. Возможно, направляемся в Ки-Уэст в пыльном, но надежном автобусе и с нетерпением ждем будущих приключений. Но, конечно, в действительности все было не так: впереди была опасность, хотя в тот момент я видела только красоту. Снаружи, пока я зевала и потягивалась, утренний свет пробивался сквозь снег, падающий широкими, плоскими хлопьями, похожими на лепестки, осыпающиеся на замерзшую землю. Деревья были покрыты льдом, казалось, что все вокруг сделано из хрусталя.

Через несколько часов мы прибыли в Барселону. Даже из поезда было видно, какая здесь царит суматоха: казалось, весь город кружился в карнавале, — так много здесь было людей. Испанцы, англичане, французы, американцы — все возбужденно переговаривались, глаза их блестели, хотя за плечами у многих висели ружья. У одного под поясом болталась фляга на шнурке. У другого — бочонок с вином, с шеи свисали сапоги, а лицо было как на картинах Боттичелли.

На станции я попрощалась с моими попутчиками, надеясь, что они всё смогли прочесть в моих глазах, поскольку мы не говорили на одном языке. Уходя, я чувствовала, что они смотрят мне вслед. Мне надо было разобраться, что делать дальше. Хотелось помолиться за них, хоть я и не знала, как это делается. Смогут ли эти ребята вернуться домой к сестрам, матерям и возлюбленным? Выдержу ли я хотя бы неделю в Испании, если уже сейчас мое сердце разрывается от боли?

Я сняла номер в первой попавшейся гостинице. Мне ужасно хотелось принять ванну, но, похоже, весь город остался без угля. Так что я направилась прямиком в кровать, как будто это был последний шанс поспать в комфорте. Не раздеваясь, не снимая ботинок, я погрузилась в густой, вязкий сон. Спала без сновидений и не просыпалась до тех пор, пока холодный, солнечный свет не проник сквозь ставни окна, выходящего на площадь. Я встала и, моргая, уставилась на огромный растянутый плакат с надписью: «Добро пожаловать, товарищи издалека!»

Утро. Барселона. Я все-таки смогла это сделать!

Ужасно хотелось кофе, но был только быстрорастворимый: темные кристаллы, которые заливаешь кипятком и делаешь вид, что вышло не так уж и гадко. Я зашла в маленькое переполненное кафе рядом с вестибюлем, но, не успев выпить достаточно эспрессо, чтобы собраться с мыслями, обнаружила, что все обсуждают то, что произошло прошлой ночью. В предрассветные часы завыла сирена воздушной тревоги, город яростно бомбили.

— Не могу поверить, что все проспала, — сказала я портье, который хорошо говорил по-английски. — Никогда бы не подумала, что такое возможно!

— Повезло, что у тебя есть такой дар.

— Сон — это не дар! — рассмеялась я.

— Конечно, дар, сеньорита. Он есть у невинных. Они рождаются с ним. А потом как-то теряют с возрастом. Наверное, беспокойство крадет его.

Я хотела было объяснить ему, что, конечно, тоже беспокоюсь, но вдруг поняла, что это не имеет значения, потому что я проспала все. И неважно, дар это, талант или случайность, — результат один и тот же.

Глава 11

Я задержалась в Барселоне еще на двадцать четыре часа — ровно столько мне потребовалось, чтобы увидеть, как город ожил в результате революции. Повсюду висели транспаранты социалистов, коммунистов и анархистов. Улицы были усыпаны чем-то похожим на конфетти, но на самом деле это были тысячи разбросанных цветных листовок и манифестов. Рабочие и служащие захватили частные виллы и предприятия и передали их в коллективную собственность. Правящий класс либо отказался от владений ради общего блага и остался сражаться вместе со всеми, либо бежал во Францию. Все стало общим, и это было удивительно. Когда я села в такси, водитель отказался от моих песет, настаивая на том, что служит обществу. Я едва понимала его речь: он говорил на каталанском. И все же мы улыбались друг другу. Это было чудесно!

На следующий день я быстро собрала вещи и нашла грузовик с военным снаряжением, который должен был отвезти меня в Валенсию. Маршрут постоянно менялся по мере того, как менялась линия фронта. По-видимому, самым безопасным вариантом тогда было объехать побережье с юга, а затем повернуть на север через Ла-Манчу в сторону Мадрида. В течение двух дней мы тряслись, взбираясь и спускаясь с холмов, двигаясь вместе с большим конвоем машин по прибрежной дороге, время от времени попадая в деревеньки, которые выглядели почти заброшенными. Вдалеке виднелось Средиземное море, большое, яркое и синее, иногда плоское, как накрахмаленная ткань, а иногда пенистое и злое.