Любовь и расчет

Эвелин хоть и насупилась, но больше не настаивала.

* * *

Через полчаса подруги попрощались с Хоуп и продолжили свой путь. Карета остановилась перед огромным двухэтажным елизаветинским особняком в самом центре Мэйфэра. Хоуп наблюдала за ним с тротуара с большой долей восхищения. Как только она постучала в дверь, ей открыл дворецкий Ридов, который взял у нее из рук краски и холст и проводил ее внутрь.

– Мисс Рид ожидает вас в библиотеке. Это комната с наибольшим количеством света.

Бабочки в животе заставили ее дрожать от предвкушения. Она последовала за слугой в комнату в западном крыле дома. Мужчина открыл дверь и жестом пригласил ее войти, поставил художественные принадлежности на приставной столик, после чего поспешно удалился.

Она удивилась, увидев, что в комнате никого нет. Библиотека была огромной, но в ней не было и следа присутствия юной леди, которую она собиралась рисовать. Ожидая ее прихода, Хоуп подошла к окну и стала наблюдать за активной жизнью самых знатных лондонцев. Мэйфэр был сердцем старой аристократии. Она жила в двух милях от него, но ей даже нравилось находиться вдали от этих огромных салонов, в новом районе, где дворяне и нувориши сосуществовали вместе без лишней помпезности.

В отражении стекла она заметила портреты на одной из стен комнаты. Она повернулась и направилась к картинам, движимая здоровым любопытством. Так она могла бы получить представление о стиле живописи, который предпочитала семья Рид. Ее собственный стиль был менее педантичный, она больше стремилась к передаче световых и цветовых пятен, чем к безупречному отражению реальности. «Очень по-французски, – сказала ей как-то Эвелин, рассматривая ее работы. – Смело и эмоционально, прямо как ты сама».

Но стоило ей приблизиться к картинам на стене, как по телу Хоуп пробежал холодный озноб и узел в животе затянулся.

Прислоненный к стене, не повешенный среди остальных, покоился портрет девушки. Совсем юная, лет тринадцати, в скромном цветочном платье, каштановые волосы заплетены в косу, губы сжаты в гримасу детского сопротивления неподвижности, которая требовалась для позирования. Грустные зеленые глаза были прикованы к зрителю. Настоящая Хоуп ответила таким же потрясенным взглядом.

– А, уже увидели? – услышала она позади себя голос. – Я принес его из своей маленькой частной коллекции, чтобы показать моей племяннице леди Рид… Без сомнения, это одно из моих величайших сокровищ.

Она не могла пошевелиться. Этот навязчивый, немного возрастной голос был способен выбить из нее все силы, делая ее слабой и легко управляемой. Как будто она действительно все еще была той девочкой с портрета. Возможно, это было как-то связано со снисходительностью, с тем родительским и провокационным тоном, который собственная мать часто использовала в общении с ней.

– Вы потеряли дар речи? – продолжил лорд Свитин, подходя ближе. – Я понимаю. Со мной было то же самое, когда я впервые его увидел. Он был в Уайтчепеле, в одной из тех вонючих дыр, из которых, должно быть, вышел ваш супруг. Там я и обнаружил ваш портрет. Лорд Лоури был достаточно добр, чтобы заложить его за несколько фунтов. Не так уж много, учитывая его истинную ценность. Вскоре я привык рассматривать его каждое утро. Этот взгляд… – прозвучало у нее прямо у уха. – За эти годы ваша мать проделала хорошую работу, ублажая мое желание, но я знал, что она всего лишь жалкая замена. Наконец она поняла, что я не собираюсь сдаваться. – Хоуп почувствовала, как его палец заводит прядь волос ей за ухо. – Так же, как скоро поймете и вы.

Наконец ей удалось пошевелиться. Спотыкаясь, она отошла от него и оперлась одной рукой о стену, увешанную картинами, чтобы не упасть на пол.

– Не волнуйтесь, сейчас я не собираюсь вас ни о чем спрашивать, – продолжил он с кривой улыбкой. – Я уже сказал, что подожду до следующего бала, чтобы услышать ваш ответ, а я держу свои обещания. Все обещания. – Он сделал угрожающую паузу. – Но сначала я хотел, чтобы вы узнали, насколько сильны мои чувства, дорогое дитя.

«Дорогое дитя». Во всем мире был только один человек, который называл ее так. И хотя они больше не жили под одной крышей, Хоуп чувствовала, что так и не смогла вырваться из-под ее власти.

– Я… – начала заикаться Хоуп. – Милорд, простите, но я не… я не желаю вас.

– Не волнуйтесь. Как я уже доказал, я терпеливый человек. – С бесстрастным видом он направился к двери. – Если это и так, то я уверен, что в ближайшем будущем вы придумаете, как это желание разыграть.

Оказавшись наконец в одиночестве, ей понадобилось несколько секунд, чтобы перевести дыхание и оторваться от стены. С отвращением она уставилась на картину с детским изображением себя.