Любовь и разлука. Опальная невеста

Во время плавания Петр Албычев часто переходил с коча на дощаник. Он вел неторопливые беседы с кормщиком, сравнивая достоинства судов. Малый коч уступал размерами дощанику, зато был приспособлен для хождения по морю. Дно имел не плоское, как у дощаника, а круглое, позволявшее устойчиво держаться на волнах. Хитрое устройство коча облегчало плавание во льдах. Если коч попадал в ледяной плен, его просто выдавливало на льдину благодаря круглому дну. И вообще, коч делали добротнее и прочнее дощаников, которым предстояло доплыть до Тобольска и там быть разобранными на дрова. Впрочем, у старого кормщика возникли сомнения по поводу добротности малого коча, над которым начальствовал Петр Албычев.

– Верховых снастей у тебя всего шесть ног, и те не из доброй пряжи, а из отрепья. Гляди, не вырвало бы парусное дерево, – предупреждал он сына боярского.

– Не хуже тебя ведаю, что на шести ногах по парусному погодью никакими мерами идти немочно. Говорил об этом воеводам, но они в кочевое дело не вникают. Им в Студеное море не выходить, с волнами не бороться. У меня одна надежда. В этом году до моря все равно не доплыть, до Тобольска бы успеть добраться. А там, может быть, доправим веревки.

– Отчего так припозднились?

– Будто не ведаешь! Тюменские воеводы не велели строить коч, пока не придет грамота от тобольского воеводы. А в Тобольске ждали указа из Москвы. В приказе Казанского дворца дали указ строить коч, повезли грамоту в Тобольск мимо Тюмени. Потом тобольский воевода отписал тюменскому воеводе. Пока грамоты возили туда и обратно, лето ясное подкатило к середке. Лес для коча надобно рубить матерый и добрый, без ветрениц и не щеловат. Сушить его надобно загодя. Но ведь не было указа заготавливать лес. Нарубили наспех сырого. Уже сейчас смола между досками не держится. Коч, что твое решето. Другая беда – из казны выдали всего десять рублей.

– Построить добрый коч обойдется в осьмнадцать рублей, как мочно за десять? – дивился кормщик.

– Думаешь, я не толковал воеводе, что ни один уставщик за такие деньги не возьмется строить, хоть ставь его на правеж вместе с плотниками? Куда там, воевода слышать ничего не пожелал и полушки не прибавил. Насилу нашли уставщика, обещали ему от казны поставить сто дюжин скоб и двадцать пять четвертных гвоздей. Дали скобы без обману, а гвоздей не дали. Я к уставщику – покупай, мол, за свои деньги. А он уперся, душный козел, весь мой прибыток, грит, в тех четвертных гвоздях.

– Как же поладили?

– Никак! Построил без гвоздей. И чую я, утопнем в Студеном море-окияне. Бросит коч на кошку и заморозит. А на берегу иссечет нас воровская самоядь. Сгинем все из-за тех скаредных гвоздей!

Подобные разговоры велись каждый день. Постепенно Марья начала примечать, что Петр Албычев приходит на дощаник не столько для разговоров с Иванкой Дурыней, сколько для того, чтобы исподволь поглазеть на нее. Перехватив его горящий взгляд, Марья возмутилась. Как смеет сын боярский пялиться на великую государыню! Вздыхал бы лучше по своей молодой жене, которую уложил в постель к старому немчину! Но вскоре она привыкла и даже скучала, если в какой-то день Петр не появлялся на дощанике.

Теперь она сама незаметно поглядывала на молодца и невольно любовалась его статью. Михаил Федорович не достал бы ему до плеча, а уж какой царственной осанкой мог похвалиться сын боярский! Петр Албычев много раз проплывал Туру, Тобол и Иртыш. Спускался по Оби в Студеное море-окиян и ходил на кочах мангазейским морским путем. Бывал он и в других землях. Однажды Иван Желябужский спросил его про Бухару. Сын боярский обстоятельно объяснил, что путь туда неблизкий:

– Вверх по Тоболу до самого истока надобно тащить дощаник бечевой. Потом конный путь. Лес поредеет, пойдет степь, потом песок. Колодцев мало, и вода солоноватая. Лучше нанять верблюдов, токмо дорого просят. Едешь по песку, потом будет перевоз через Сырдарью, именуемый Чиркайлы, чрез пять рукавов Кувандарьи. Ну, там и Бухара. Град немалый, обнесен земляной стеной с воротами. Избы земляные, но бусурманские церкви из камня, а купола золоченые. Бани даже для простого народа выстроены роскошно! Только топят слабо, с нашими черными баньками не сравнить. Ну и чарку нельзя после баньки по христианскому обычаю. Бусурманская земля! От тамошнего султана поставлены люди, которые в дома входят и разыскивают, нет ли питья, кроме воды и кумыса. Ежели найдут вино, разбивают посудину и порют кнутом на базаре.

– Неужто ты не выпивал после баньки? – изумился кормщик.

– Выпивал, и вина ни разу у меня не нашли. Вот только запах из уст унюхали, и пришлось мне коротко с ихним кнутом познакомиться, – хохотнул Петр Албычев.

– Русские купчишки приезжают туда? – осведомился Иван Желябужский.

– Ездят из Астрахани. Торгуют красной кожей, бараньими шкурами, деревянной посудой. Персияне привозят краски, шерсть, аргамаки. Индийские купцы меняют рабов на русские товары. Из Китая приходят караваны, когда у Бухары нет войны с Ташкентом. До Китая девять месяцев пути через перевалы, но в Чинском государстве не был, врать не буду.