Любовь и Разум

–А дальше всё, как договаривались. Я буду появляться в назначенное время в соседней с карцером камере. Она пустует, и оттуда я буду держать с Вами связь, Вадим Петрович.

–Идите следом за мной, руки за спину, скомандовал Дронов и зашагал в сторону расположения карцера.

Вадима Петровича демонстративно, для порядка, втолкнули в приоткрытую дверь карцера. Задвижки с шумом, наглухо, заперли дверь.

Новоиспечённый арестант стоял возле входа, вглядываясь в полутёмное пространство. Это было длинное, прямоугольное помещение, площадью не более пяти-шести метров. На противоположной от двери стенке, под самым потолком, зияло небольшое, грязное отверстие, называемое, видимо, окошком. Стекло было покрыто вековым слоем пыли, а толстенная решётка, предназначена, скорее всего, для того, чтобы сразу показать клиентам, куда они попали.

Освоившись в сыром полумраке, Вадим Петрович шагнул вперёд, где у стенки была прилеплена деревянная скамейка. Садиться на неё не хотелось, но и стоять – тоже желания не было.

С отвращением присев на ближайший конец скамейки, Вадим Петрович с горечью подумал:

«Не поспешил ли я принять участие в этой авантюре. Права была Верочка. Не надо было мне проявлять героизм, а спокойно, как все, поехать в санаторий, подлечиться там, набраться сил. Зачем и кому всё это нужно? Никто не оценит такой подвиг. А Серёжа с Вовой тоже ввязались в сомнительные перспективы Анастасовых прожектов! С одной стороны хорошо, что оба они стали способными, умными, добились результатов в учёбе и работе, а с другой – у гениев всегда была незавидная жизнь».

Посидев несколько минут и, вглядываясь в полутёмное окно, Вадим Петрович постарался стряхнуть с себя уныние и сомнения.

«Да что это я приуныл? Всё будет нормально. Две недели пройдут быстро, и под аплодисменты я выйду отсюда победителем».

В это же время Михаил и майор Дронов разрабатывали стратегию дальнейших действий.

–Надо найти причину, в соответствии с которой я могу на законных основаниях перевести Ворона в карцер, – говорил майор, – Как он ведёт себя в камере?

–Не задирается, но и помыкать собой не позволяет. Все мои сокамерники лебезят перед ним, во всём с ним соглашаются. На прогулках ведёт себя надменно, после исчезновения Лютого, по-моему, ни с кем не общается.

–Хорошо, до завтра что-нибудь придумаю, – пообещал Дронов, – а ты сейчас с конвойным отправляйся в камеру.

На обед принесли гороховый суп, стоявший на кухне несколько дней. Запах кислятины от него распространялся на расстояние двух-трёх шагов. Как всегда, первая миска причиталась Ворону. Толик на вытянутых руках поднёс её и поставил перед Вороном. Рядом положил ложку и кусок чёрного хлеба. Все остальные тоже потянулись за обеденной пайкой. Но, почуяв не вызывающий аппетита запах, есть никто не стал, и только, молча, смотрели на Ворона.

Тошнотворный запах донёсся и до Ворона. Он покраснел от злости, молча, подошёл к окошку, где ещё стояли конвоир с солдатом, принёсшим обед в камеру. С полного размаху Ворон бросил в окошко миску с горячим, но кислым супом. Ни в чём не повинный солдатик в это время наклонился, заглядывая в оконце, и всё, содержимое миски, угодило ему в лицо. Там был не кипяток, но достаточно горячее пойло, которое обожгло и лицо, и глаза несчастного. Он заревел и отскочил в сторону.

Ворон рассвирепел от такого издевательства над ними, схватил стоявшую рядом табуретку, которую Михаил принёс лично для себя, и бросил её в дверь. Грохот от удара табуретки и разлетевшихся во все стороны кусков дерева был слышен по всему тюремному коридору.

Михаил понял, что Дронов, приказав угостить Ворона, так и рассчитывал на соответствующую его реакцию.

–Ты зачем разбил казённую табуретку? – не скрывая раздражения, громко спросил Сапушкин.

–Отойди от меня, а то и морду тебе разобью, – ещё не успокоившись, пригрозил Ворон.

Михаил решил поддержать задуманную игру Дронова. Он был силён и физически превосходил Ворона. Ростом, почти на голову, выше и в плечах шире Ворона, Михаил в любой схватке мог бы его подмять под себя.

–Ты за свою морду побеспокойся, Ворон, – подошёл к нему Михаил. Такого обращения к себе Ворон не позволял никому. Он бросился на Михаила и пытался достать его. Сапушкин спокойно отбивал все атаки, что ещё больше злило нападавшего. Тот выхватил сначала одну, потом другую миску у сидевших на нарах сокамерников и с яростью бросал их в сторону Михаила.

Услышав нешуточную возню в камере, вошёл начальник тюрьмы в сопровождении трёх конвоиров.

–Воронов, давно в карцере не был? Сегодня пойдёшь туда, – грозно обратился майор к разбушевавшемуся Ворону, – надеть на него наручники.

–Мы тебе здесь что, скоты, чтобы гнилым пойлом нас кормить?– не сдавался Ворон.

–Не нравится, не ешь. А хипиш нечего поднимать. Посидишь недельку – другую в карцере, похлебаешь и такое пойло.

С трудом надев наручники на Ворона, конвойные сопроводили его в сторону расположения карцера.

Застучали на двери засовы и в полутёмное пространство карцера втолкнули Ворона. Один из конвоиров освободил его от наручников и, молча, удалился прочь.