–Это ты ей расскажи. А она вон тебя подкормить решила. Ну, и мне от этого перепало. Так, что, не теряйся.
Мирная беседа «друзей по несчастью» продолжалась до тех пор, пока не принесли завтрак.
–О – о, гляди-ка, что я тебе говорил? – обрадовался Ворон, ожидая подтверждения своей версии.
Вадим Петрович подошёл к открывшемуся окошечку и взял две миски – себе и Ворону. Привычная баланда не вызывала особого аппетита ни у видавшего виды Ворона, ни у новичка Умарова.
–Не подтверждается твоя теория, Ворон. Плохо ты знаешь женский пол.
Воронов ничего не ответил на это обвинение и, выискивая ложкой в металлической миске что-нибудь вкусненькое, медленно жевал чёрствый хлеб.
Второй день и следующий прошли в таком же ритме, как и первый. Михаил регулярно подключался к мысленному разговору Вадима Петровича с Вороном и ожидал непременного изменения его мышления.
Ворон слышал, чувствовал, ощущал все обращения к нему, но сказать о том, что они сильно повлияли на его понимание жизни, было бы слишком преждевременно. Наоборот, двойной поток мыслительной энергии Умарова и Сапушкина, порождал в голове Ворона некий хаос. Один голос, одна мысль накладывались на другую, и Ворон чувствовал неразбериху в своих ощущениях.
Не всегда мысль Михаила совпадала с мыслью Вадима Петровича, одна опережала другую, потом повторялась или обрывалась. Голова Ворона разболелась, появилось сильное давление, и он совсем перестал воспринимать реальность.
Вера Никифоровна три дня подряд не могла найти себе места из-за переживания за здоровье мужа.
–Серёжа, спроси у Михаила, как там папа? Не болеет? Не голодает? Я сама попыталась обратиться к Мише, но не получается у нас контакта. Видимо, ещё недостаточно моего заряда, чтобы преодолеть расстояние.
–Во-первых, мамочка, не заряда, а потенциала мозгового поля, энергетической мощности твоей мысли. Во-вторых, не волнуйся за папу. У него всё в порядке. Я общался с Михаилом. Всё идёт по нашему плану.
–Почему же Вадик не сообщит мне ничего о себе?
–Потому, видимо, что у него тоже, как и у тебя недостаточен потенциал. А может быть, просто нет возможности, или времени, чтобы посылать сообщение.
–Но, это же, минутное дело, Серёжа. Я не переживу две недели. А ты знаешь, где находится тюрьма? Далеко от нас?
–Мне Михаил сообщал, когда мы обговаривали план наших действий. Я где-то записал на бумаге. Да вот, на столе она лежит. Сама посмотри – это совсем не далеко. Миша говорил, что электричка идёт туда около трёх часов, хотя, сам он преодолевал расстояние за доли секунды.
–Да, хорошо ему, вот бы и нам так.
–Ты тоже, мамуля, со временем сможешь покидать своё тело и перемещаться в любое место, откуда будет возможность вернуться обратно.
–Как ты думаешь, он там не голодает?
–Нет, конечно. У Михаила там всё под контролем.
–И всё-таки я волнуюсь.
На следующий лень, когда дети ушли из дому по своим делам, Вера Никифоровна приготовила обед, купила фруктов, сложила всё в большую кожаную сумку. Туда же, как настоящая хозяйка, положила ложку, вилку и нож.
Электричка, действительно, почти три часа была в пути до места назначения. Вера Никифоровна вышла из вагона и быстро зашагала в сторону, которую по её просьбе указал работник станции. Идти было тяжело: незнакомая, довольно пустынная местность, да и сумка на плече становилась с каждым шагом всё тяжелее и тяжелее.
Наконец, вдали показались серые строения за таким же серым, высоченным забором.
Вера Никифоровна поняла, что это и есть конечный пункт её путешествия. Сумка сразу показалась более лёгкой, а шаг становился всё быстрее и быстрее.
При подходе к железным воротам Вера Никифоровна стала улавливать слабые сигналы. Со временем, они становились всё сильнее и сильнее, пока она не поняла, что слышит своего мужа.
–Вадичка, дорогой мой, это я – твоя Вера. Ты слышишь меня?
–Да, Вера, я воспринимаю сигналы от тебя уже минут двадцать. Ты где?
–Я здесь, возле ворот.
–Возле каких ворот?
–У ворот твоей тюрьмы.
–Как ты здесь оказалась? Что ты здесь делаешь?
–Я принесла тебе кушать.
–Кушать? Это хорошо, отлично. Нет, постой. Ты что, приехала сюда, чтобы передать мне еду?
–Да, конечно. Наверно, у вас там не санаторий. Плохо кормят.
Во время этого милого разговора Ворон насторожился и внимательно упёрся взглядом на Умарова. Он с таким же успехом, как и Вадим Петрович, воспринимал мысль, слова Веры Никифоровны.
–Кормят хуже, чем в санатории, но нам хватает, – не стал Вадим Петрович огорчать жену правдой.
Ворон, глядя на него, покрутил пальцем у своего виска и руками показывал ему, чтобы тот не делал глупости, отказавшись от угощения жены.
–Ну, ладно, дорогая, стой у проходной, я попробую решить этот вопрос, чтобы кто-нибудь вышел к тебе.
–Вот и хорошо, милый. Тут горячее жаркое, кусок мяса, пирожки. Дня на три тебе хватит.
Ворон при этих словах криво усмехнулся, надеясь справиться за один день.
–Я ложку с вилкой положила и нож для мяса, чтобы всё было, как у людей.