Любовь и Разум

–На мои вызовы, Серёжа, никаких ответов не было, но, сигналы без слов и знаков приходили. Я уверен, что мозг Веры Никифоровны мои сигналы воспринимал. По каким-то причинам ответ не получался. Что-то или кто-то ей мешает. Или она находится в таких условиях, откуда не способна пробиться мысль, её энергетический сигнал.

–Что это может быть, как ты думаешь? – не понимая, о чём говорит Одинцов, попросил Серёжа разъяснений.

–Я тебе не скажу ничего конкретного. Но вполне возможно, что Вера Никифоровна попала в беду. Надо срочно её разыскать. Что тебе говорил Михаил? Там она не появлялась?

–Нет, возле тюрьмы её не было. Может быть, она ещё в дороге.

–Похоже на то. Как себя чувствует папа?

–Он в тяжёлом состоянии, но врачи за его жизнь не опасаются. Так объяснил мне Миша.

–Это уже радует. Держи с ним постоянную связь. Я выключаю мыслетрон – не хочу, чтобы его сильное энергетическое поле воздействовало на моих детей.

–Хорошо, Анастас. Попытайся попозже ещё раз выйти на связь с мамой. На мои обращения она не реагирует.

19.

Михаил на время прекратил свою «воспитательную» деятельность, как среди сокамерников, так и с обслуживающим тюремным персоналом. Он в последние дни почти не появлялся на своём законом месте в тюремной камере. Полка его пустовала, но никто не пытался посягнуть на неё. Все соседи по камере уже давно осознали вину, раскаивались в содеянном и пришли к твёрдому убеждению о своём становлении на честный путь в будущей жизни на свободе. Она казалась им заманчивой и интересной. Обещанная амнистия ожидалась ими с нетерпением. Труд Михаила оказался не напрасным, и дальнейшая его деятельность в этом направлении обещала быть очень успешной.

Он не отходил от больного Вадима Петровича, всё время, выдавая «приказания» Дронову. Вызов врачей, консультации, обеспечение медицинскими препаратами и материалами делались по первому требованию Михаила. Майор Дронов, формально оставаясь начальником тюрьмы, фактически был в подчинении у заключённого Сапушкина. Парадоксальная ситуация сложилась в этом правоохранительном учреждении: есть начальник тюрьмы, майор Дронов, а все его подчинённые выполняют приказы заключённого. Никто официально его не только не назначал на эту должность, но и не освобождал от прямого отбывания наказания в соответствии с решением суда.

–Как Вы себя чувствуете, Вадим Петрович? Дети беспокоятся. Вы меня слышите? – спрашивал Сапушкин.

Ранение кухонным ножом, по иронии судьбы, тем самым, который Вадим Петрович сам заточил, оказалось глубоким и очень опасным. Сердце не пострадало, но ранение других органов и внутреннее кровотечение поставило Умарова на грань выживания.

Чувствовалось, что он слышит Михаила, но, ответить ему или, хотя бы, подать знак, у него не получалось.

–Что скажете о состоянии и выздоровлении Умарова? – спрашивал врачей Михаил и беспрекословно получал ответ более быстрый и обстоятельный, чем звучали от них ответы на вопросы Дронова. Приглашённые для лечения Вадима Петровича врачи из городских клиник не знали о статусе Михаила, но, видя стоящего сзади него начальника тюрьмы майора Дронова, считали его «важной птицей».

–Пока состояние тяжёлое, но жизни его ничто не угрожает. Надеемся, не сегодня-завтра, он придёт в сознание, – отвечали они, уж в который раз, на вопрос Михаила.

–Что сообщить родственникам?

–Вот так и скажите.

–Можно ли им навестить больного?

–На короткое время можно, но смысла в этом нет, пока больной не в сознании.

При очередном общении с Серёжей Михаил успокоил его и спросил о Вере Никифоровне.

–Как мама, не вернулась?

–Нет, не возвращалась, и мы не знаем, где она. Анастас пытался вызвать её на контакт, но обратного сигнала не услышал. Не знаем, что и подумать.

–Давайте подождём до завтра. Сегодня уже поздно, ночь на дворе. С утра, может быть, что-то прояснится. В милицию не заявляли о пропаже?

–Пока никому не сообщали. И Анастас говорит, чтобы мы до завтра ничего не предпринимали и в милицию не звонили. Он слышал какие-то шумы при вызове мамы через мыслетрон, но понять ничего не смог. Надеется, что завтра будут новости.

–Правильно, не поднимайте панику преждевременно, – согласился Михаил и ещё раз успокоил, – я здесь возле Вадима Петровича, и дежурный врач всё время контролирует его. Пока, до завтра.

Оставшись в доме, впервые вдвоём, без родителей, Серёжа и Володя почувствовали такое одиночество, тоску и тревогу за самых близких людей, что не хотелось, не только есть, но и разговаривать о чём-либо. Они сидели, ходили из угла в угол, заглядывали в кухню, но, не видя, почти всегда ранее присутствующую там, мать, быстренько закрывали дверь.