Любовь и смерть Ивана Чагина

Однажды его и Степана нарядили помощниками в пекарню. Пекли хлеб для всего 217-го полка. Измучились. Бессонные ночи. Ожидание наскока казаков. Охрана была из десятка пожилых недолеченных красноармейцев. Тесто Иван не ставил, а следил за нагревом огромной печью, которая жрала без удержу хворост. Дрова в степи ценились. Ивану и Стёпе нужно было много часов помахать топорами, чтобы заготовить воз дров. Друзья стали проситься в полк, в цепь. Хоть куда, но подальше от пропахших опарой суровых женщин. В основном это были вдовы. Парни считали булки, следили, чтобы хлеб не воровали. Но пекарихи всё-таки таскали тесто, закладывая в пазухи. Голод — не тётка. Научит сопливого любить. У них были дети.

Красноармейки со слезами отказывались кашеварить и печь хлеб. Похоже, они и дома не занимались готовкой пищи. Говорили, что добровольно прибыли воевать с мировым капитализмом, а не возиться с горшками. Не все были такими идейными, Но найти хороших стряпух было нелегко, так как казачки не жаловали станичных молодух, согласившихся работать в пекарне на красных. Фронт двигался, передвигались и пекарни. Забирая хлеб, сопровождающий отрезал четыре куска от четырёх первых попавшихся караваев и подавал ребятишкам пекарих, уже знавших, что добрый дядька обязательно угостит большими тёплыми ломтями хлеба. Отравления случались, но редко. В основном травили станичники самогоном, настоянным на табачных листьях. Казачки станичные, увидев девушек в бриджах, в гимнастерках, плевали в след и поносили жуткой бранью.

Волей-неволей Иван нечаянно, хотя и поверхностно, но вник в процесс хлебопечения. Поэтому знал, как испечь лепёшку на сале, как ставить опару. Груша присматривалась к его урокам, перенимала советы бывшего красноармейца.

Бородатый хозяин уходил вечерами к соседям играть в карты. Возвращался поздно. Молодые были представлены сами себе. Иногда Бронислав Богданович открывал махотку, доставал из керосина ржавый замок, пытался с ним что-то делать, но бросал обратно. Иногда орудовал напильником, подгоняя ключ. Ивану казалось, что мужчина умеет делать всё, но не хватает ему усидчивости и желания. Построгав у печи заготовку приклада к охотничьему ружью, брался за ржавое ведро, но и его откладывал в сторону. Сделав десяток свечей, уходил.

— Груня, постояльца корми вовремя.

— Ладно, тятя, — улыбаясь, говорила девушка, приноравливаясь к местному говору. — Не задерживайтесь. Сегодня будет лангет и верещака.

Иногда она целовала его в заросшую щёку совсем не по-крестьянски. При этом смотрела на Ивана блестящими глазами, обещающими нечто такое. Ходила она в летнем сарафане, в вязаной кофте с большими пуговицами. Когда пряла шерсть или распускала старые дерюжки, надевала фартук. Дверь в горницу занавешивала занавесками. Ему отвели большую кровать, но он решил спать в углу под образами на диване.

— Что вы гнётесь на этом сундуке. Спите на кровати, сказал Иван на первое утро.

— Мне почти удобно, — улыбнулась девушка тонкими губами и опустила голову к плечу. — Вот только крышка покатая…

Весь день они молчали, привыкая друг к другу. Тайная ниточка протянулась между ними. Она очень хотела его порадовать кулинарными блюдами. Накрыла стол в комнате. Постелила голубоватую скатерть с мелкими ромашками по углам. У стола были точёные ножки, а столешница оказалась из неровных покоробленных досок. Потом Иван отобьёт их и прострогает. Он ел пересоленную пшённую кашу и смотрел на виноватое открытое лицо. Груня готова была заплакать, но тоже ела, опустив головку. Две русых косички вызвали умиление. Он вспомнил сестру. В детстве она заплетала утром косы и отправлялась в гимназию.

— Не печалься. — неожиданно сказал он. — Надо было добавить воды, покрошить немного сала. Получился бы кулеш. Можно я буду тебе помогать? Готовить еду меня научил фронт. — Его удивило ещё и то, что они никогда не ели на кухне за грубым кухонным длинным столом, перед маленькими окнами. А поразило то, что на полках резного буфета, висячего шкафчика с посудой в кухне были вышитые ажурные салфетки. С кровати свешивались кружева, на окнах были шторки с прорезными узорами и орнаментами, на скамье, на деревянном диване лежали связанные накидки, напоминавшие пледы. Нельзя было не понять, что этом доме жила когда-то искусная заботливая женщина, создавшая этот не сельский уют. Девочка его поддерживает.

Почему же она не умеет готовить? Значит, хозяйки не стало недавно. Она не успела научить её кулинарным азам. До этого они возможно жили в далеком большом городе. Груня пытается говорить на местном диалекте, но речь её чиста и правильна. Если он расскажет об этой странной семье, Гребнев узнает откуда они прибыли, чем занимались в прошлой жизни. Были бы побогаче, уехали куда-нибудь. Не успели. Не было возможности. Вероятно хозяин воевал в армии Толстова, получил ранение. Его оставили здесь или в другом месте. Были проверки, были рейды. Переписывали население сёл и деревень. Приехали попозже с фальшивыми документами. Думал Иван, глядя, как мелькают спицы в тонких пальчиках.