Любовь и страсть Сухово-Кобылина. Трагедия великого драматурга

В 1784 году на месте театра Пале-Рояль, настолько же тесно связанного с творчеством и жизнью Мольера, как английский «Глобус» – с пьесами Шекспира, было сооружено помещение для театра «Комеди Франсез». Этот легендарный репертуарный театр на содержании муниципалитета, один из старейших в истории Франции, стал знаменитым на весь мир. Во время Французской революции он был закрыт, а труппа распущена. Позднее Наполеон Бонапарт восстановил деятельность театра в полной мере.

Здание «Комеди Франсез». Художник А. Мейнье

После свержения монархии Пале-Рояль заполнился игорными притонами, домами терпимости, увеселительными заведениями. Здесь имелось знаменитое так называемое механическое кафе, где посетители, сидя за столиками, посылали заказы через одну ножку стола, а блюда получали через другую. К тому времени, когда молодой русский аристократ Сухово-Кобылин начал наездами изучать парижскую жизнь, был принят закон (1835), запрещающий азартные игры в общественных местах, и началась новая жизнь Больших бульваров. Рестораны Пале-Рояль приобрели респектабельность, отличаясь продуманными интерьерами, изысканной кухней, богатой картой вин. Александр, не стесненный в средствах, часто проводил тут вечера.

Здесь и произошло его знакомство с женщиной, ставшей его судьбой, его роком.

По всей видимости, она принадлежала к обширному племени парижских гризеток. В России подобный тип никогда не существовал. Гризетки были работницы, а не мещанки. Рабочей боевой формой этой армии было простенькое серое платье. За что и прозвали девушек, его носивших, гризетками (grisette, от французского слова gris – «серый»). Селились гризетки в не самых шикарных кварталах. Среди прочего они плотно заселили почему-то не вошедший в городскую черту и оставшийся парижским пригородом холм Монмартр. Впрочем, проживали гризетки и в богатых районах. Не на первых этажах, естественно, а в поднебесье, в мансардах. Их жизнь представляла вполне достойный способ существования женщины в буржуазном обществе. Им были присущи беззаботная веселость, свобода, шалости, но также и чувство самосохранения и чести, чутье опасности и фальши. Добывая себе средства собственным трудом, эти девушки впервые во Франции, да, пожалуй, и в Европе начали строить свою жизнь по собственному разумению и вкусу, в том числе выбирать мужчину – сожителя или супруга. Обыкновенно гризетки становились бескорыстными подругами бедных студентов, художников и поэтов. Зарабатывали эти девушки на жизнь не телом, а делом. Характерно, что Писемский проводил четкую грань между работающими парижанками и девушками «с пониженной социальной ответственностью». Он писал: «Еще в первый мой приезд в Париж были гризетки, а теперь там все лоретки, а это разница большая»[7]. Работали гризетки главным образом цветочницами, модистками и белошвейками и, владея ремеслом, в этом городе выжили. И не просто выжили, а стали одним из примечательных типов блистательного Парижа. У этих барышень водились деньги, поэтому они следили за собой и старались хорошо одеваться. Какое-никакое образование у них тоже было. А хорошим манерам и многому другому они учились в общении с дамами из высшего общества, за обслуживание которых, собственно, и получали свои деньги.

Незнакомка сидела за столиком с пожилой дамой, унылой подругой-наставницей или родственницей-дуэньей, без которой молодым и одиноким особам нельзя было без урона для репутации появляться в общественных местах такого рода. Чрезвычайно привлекательная внешне: белокурая, голубоглазая, стройная, хорошо сложенная, со вкусом одетая, – девушка, разумеется, появилась здесь в поисках богатого покровителя. На фоне живых и пикантных, но чернявых, дурно сложенных француженок она казалась лебедем в вороньей стае.

Возможно, это был ее дебют подобного рода.