Любовь и страсть Сухово-Кобылина. Трагедия великого драматурга

Слухи о неудавшемся похищении, когда делу помешала сонливость кавалера, возобновились после скандального закрытия «Телескопа» за публикацию «Философического письма» одного из ярчайших умов России П.Я. Чаадаева. В письме содержался резкий протест против показного казенного благополучия; автор говорил, что «прошедшее России пусто, настоящее невыносимо, а будущего для нее вовсе нет – вот до чего отчуждение и рабство могут довести». От каждого слова веяло страданием. Журнал был тотчас запрещен, Надеждина арестовали и сослали в Усть-Сысольск. Родители Елизаветы сочли за лучшее, пока новый скандал не уляжется, увезти дочь за границу. Там они выдали ее замуж за французского графа Анри Салиаса де Турнемира (1810–1894), который, по определению Феоктистова, представлял собой самое жалкое ничтожество; это был «пустейший хлыщ, очень кичившийся своим титулом, хотя его захудалая фамилия не пользовалась почтением во Франции; он вступил в брак с Елизаветой Васильевной единственно потому, что имел в виду порядочное приданое». Обиженный Феоктистов злобствовал и передергивал, поскольку брак был заключен по любви или, по крайней мере, по взаимной симпатии, а род Salhias de Tournemire хорошо известен с 1264 года.

А. Салиас де Турнемир

С братом графиня Елизавета оставалась всю жизнь в натянутых отношениях – не могла простить полученные тумаки и разбитую любовь – и отзывалась о нем в большинстве случаев критически.

Семейная жизнь Елизаветы не задалась – муж отличался характером пренеприятнейшим. По ее словам, он, «начав дуться на нее на первой неделе Великого поста, кончал только в Светлое Воскресение». Таким уж нравом наградила его судьба. Но во многом Лиза винила родных. Граф Анри, по настоянию ее отца названный русским именем Андрей, получив солидное приданое в 80 тысяч рублей серебром (четверть миллиона на кредитные билеты), решил в Москве заняться коммерцией. Он вложил средства в производство шампанских вин, обзавелся выписанными из-за рубежа специалистами, открыл магазин. Но дело не пошло: возможно, наши крымские сорта винограда не подходили для этого типа игристого напитка, или какая-то другая причина не позволяла развернуться затее. В результате приданое Елизаветы Васильевны исчезло, а муж после дуэли с таким же пустым человеком сбежал за границу, подальше от гнева грозного шурина. В утешение семье остались две малолетние графини и граф де Турнемир, дети соломенной вдовы Елизаветы. Александр Васильевич, распоряжавшийся всем достоянием рода, отказался выдать сестре дополнительные средства к существованию, полагая, что свою часть наследства она уже получила в виде приданого.

Но нет худа без добра. Графиня Елизавета, имевшая писательский дар, вынуждена была зарабатывать на жизнь литературным трудом и на этом поприще сделала себе довольно громкое имя.

Встреча в Пале-Рояле

История с сестрой не помешала Сухово-Кобылину успешно продолжить занятия в университете. Он, аристократ благороднейших кровей, презирал «веселое товарищество, не справляющееся ни о роде, ни о племени, ни о богатстве, ни о знатности», демократическое равенство как идея было ему глубоко отвратительно. Безразличен он был и к обычным студенческим забавам – массовому срыву лекций неугодного профессора, вольнодумию. Все студенты обязаны были носить студенческие мундиры – и все старались поскорее избавиться от них. Все, кроме Александра. Он носил форменную одежду отменного качества, выгодно подчеркивающую его породистую стать. Этот студент не относился к учащемуся «планктону», для сознания которого университетские знания были вообще недосягаемы. Он учился с большим интересом, даже азартом. «В математическом отделении Московского университета, – писал Сухово-Кобылин в одном из поздних писем, – получил я те основы научного образования, которое… составляет все истинное, т. е. непреходящее содержание моей жизни». Университетский приятель Константин Аксаков звал Александра «безумствующим математиком» за привычку самые тонкие материи выводить в математических формулах.

Учеба в университете пришлась на время, когда разное разрешение вопросов, одинаково мучивших молодое поколение, обусловило его разделенье на разные круги. Сформировались кружки Герцена, Станкевича, Хомякова с Киреевскими… Однако такой неординарный человек, как Сухово-Кобылин, по богатству, рождению и развитию призванный занять в любой среде почетное место, не примкнул ни к либералам, ни к славянофилам. Он уверенно шел своей дорогой. Наверно, именно потому его творчество осталось в тени в советское время, когда школьники изучали исключительно прозу и поэзию бунтарей, много претерпевших от царского произвола. Поэтому его произведения – например «Дело», буквально уничтожавшее чиновничество царской России, – не изучались в школе и практически остались неизвестными широким массам.