Любовь и свобода

- Такого, чтобы во сне, вроде бы не было, - но я, кажется, въезжаю. У меня так наяву случается. Вот, думаешь, сейчас-сейчас-сейчас что-то выдашь – ну, совершенно гениальное, - а потом бац – и всё рассыпалось, а то ещё хуже – вдруг доходит, какая это ерунда была на самом-то деле… А ты Бал-Акрада откуда знаешь, он ведь в старших классах преподавал?

- А он вёл кружок оптики, я в него ходил. А потом его оттуда уволили, и я перестал ходить. Второй препод, этот, как его…

- Зануда.

- Зануда, да. В общем, не зря его так прозвали… Держись!

- Вижу…

Порох, неподрассчитав, въехал в выбоину на дороге, грузовичок подбросило, потом повело юзом. Но Порох выровнял руль, притормозил, потом остановился; мотор заглох. Обернулся. Одновременно с ним обернулась Илли. Как деревянные горские куколки-игуши. Лица у обоих были остановившиеся и бледные.

- Вы видели? – спросил Порох одними губами.

- Что?

- Там, в канаве…

- Нет. А что там?

Порох привстал, вытянул шею и стал всматриваться.

- Давай подъедем, - сказал Лимон. – Продёрни назад.

Порох вдруг быстро-быстро замотал головой.

- Нет, - сказал он. – Показалось. Это просто – показалось.

Он снова завёл мотор и рывком тронулся с места.

- Илли, - спросил Лимон, - что это было?

- Я не поняла, - сказала она.

- Но что-то было?

- Наверное, свинья. Свинью сбило машиной.

- Откуда тут свиньи?

- Диких – полно, - сказал Порох. – Да, похоже на свинью. Зря я…

Днём спускаться по серпантину оказалось куда страшнее, чем карабкаться по нему же вверх ночью. Лимон как-то привык считать, что высоты не особенно и боится – во всяком случае, страх этот был совершенно подконтрольный, и вообще не страх даже, а разумные опасения… однако сейчас его пробрало. И на каком-то бессчётном повороте даже вырвало – хорошо, что успел среагировать и встал на коленки у бокового борта. Голодный желудок ничего из себя не исторг, только пену и горечь, он отплевался, а потом Костыль дал ему флягу с водой. Лимон умылся, прополоскал рот, выпил два глотка – горечь не исчезала. Надо, надо что-то принять… он стал вспоминать советы из «Спутника разведчика», но почему-то всё сливалось. Проглотить несколько остывших древесных угольков, запить проточной водой…

Но ничего этого не потребовалось - просто кончился серпантин.

- Всё, - сказал Порох, - полчаса – и мы на месте.

- Хочешь сесть? – спросила Илли.

- Да я в кузове и лечь могу, - сказал Лимон.

- Давай всё-таки поменяемся…

- Просто лезь сюда. Отсюда лучше видно, - предложил Костыль.

- Я за Джедо беспокоюсь.

- С ним точно ничего не случится. Его сделали из ста солёных жил и семи солёных кож…

- Ну, мальчики, вы и мёртвую уговорите… - и Илли, легко подтянувшись на дуге безопасности, перемахнула в кузов. Два десятка её воздушных одежд разлетелись облаком и снова собрались, но уже в другой последовательности. – В вашем распоряжении, командир…

- Рад, - сказал Лимон. – Только, Илли… ты чего так веселишься? Тебе страшно?

- Да…

- Тогда давай помолчим.

Лимон давно не чувствовал себя до такой степени непонятно. Да что значит – давно? Никогда прежде. Было дело – его избили в хлам, и тогда, конечно, был страх, была злость – и было ясное понимание, что вот возьмись сейчас откуда-нибудь граната – сорвал бы с предохранителя и поднял над головой, чтоб всех, а если и его – то и пусть, не жалко. Было другое дело – он едва не утонул, вынырнул в последнюю секунду. Было ещё и третье дело – валялся с воспалением лёгких, все думали, что он без сознания, а он слышал, как док Акратеон говорит отцу, что если парень доживёт до утреннего подъёма флага, то, может быть, и выживет; и Лимон сжал зубы и решил, что до подъёма он точно доживёт, не может он не дотянуть до подъёма, до этого момента, когда с души будто чистой водой смывает все огорчения и обиды и уходят дурные сны… Потом это долго снилось Лимону, и он не знал, что это сон, до того момента, как открывал глаза. Но тогда он - минуту за минутой – заставлял себя жить, заставлял дышать, даже сердце заставлял биться… И ведь дотянул до подъёма, почувствовал его, услышал далёкую песню – и уснул спокойно, спал больше суток, проснулся здоровым, только очень слабым и очень голодным…

В общем, сейчас всё не так, как тогда, другие ощущения, другое настроение, но почему-то тянет сравнивать именно с теми случаями… может быть, потому, что тогда всё кончилось хорошо?

- Илли…

- Что?

- У тебя было когда-нибудь… ну, чтобы вот так себя чувствовать?

- Один раз.

- Расскажи.

- Да нечего рассказывать… Возили нас со старшеклассниками на экскурсию в Старую шахту. Ну, в которой санаторий был. И вот один балбес завёл меня и ещё одну девчонку в боковую штольню, погасил фонарь и тихо смылся. И мы там почти сутки просидели, пока нас не нашли. Я-то ничего, а Ваду долго лечили. И волосы у неё выпали почти со всей головы, только сзади остались…

- Ни фига себе. А что тому гаду сделали?

- Психом признали… Ничего, в общем.

- А как его зовут?

- Тебе зачем? Мстить будешь?

- Да это и не месть. Полевая санитария и ассенизация.

- Не надо.

- Говори, говори. Вдруг пригодится.

- Ну… Рев Ко-Мипраш. Знаешь такого?

- Нет. Он из Шахт?