Любовь и утраты

Сели пить чай. Потёк неспешный разговор. Галина Матвеевна рассказала, что разошлась с мужем давно. Замечательно талантливый был художник – все так говорили, – но выставляться не давали. Понемногу начал выпивать, глазом не успели моргнуть, как стал алкоголиком. Кисти забросил, интерес к жизни утратил, болтался днём и ночью с какими-то подозрительными личностями. Потому и расстались. А вскоре он по пьяному делу попал под трамвай. Так и остались с дочкой вдвоём. Была, конечно, возможность выйти замуж, да всё казалось, что новый муж не станет для дочери настоящим отцом, а потом и время ушло.

– Ну, какие ваши годы, – сказал Тимофей, стараясь быть вежливым.

– Ах, оставьте. Мужчины не понимают, что значит для женщины перешагнуть определённый возраст. Женщины и те этого порой не понимают и с ума сходят. А вы кто и что?

– А я – старый холостяк.

– Так-таки и не были ни разу женаты?

– Представьте себе. Почти девственно чист. Женат на работе.

– Но это же никуда не годится! – возмутилась Галина Матвеевна.

– Отчего же?

– Ну, во-первых, вы лишаете себя удовольствия жить рядом с человеком другого вида, а во-вторых, снижаете показатели страны по рождаемости.

– А вы живёте в убеждении, что женщина есть homo sapiens другого вида?

– Убеждена! – твердо сказала Галина Матвеевна. – Только научно доказать не умею.

– Ну, должен вам сказать, эта мысль не нова, но разработка её и дилетантами, и учёными ничего для дела не даёт, подобно холостому выстрелу – пустой звук.

– Не скажите, не скажите, – возразила было Галина Матвеевна, но продолжать свою мысль не стала. – Однако слишком позднее время для серьёзного спора. Оставим это на будущее. Вы же ещё навестите меня?

– С удовольствием. Только дискуссию предпочту на какую-нибудь более стоящую тему.

– Можно и так. Я старуха болтливая, – прозвучало это несколько кокетливо, – поговорить, грешным делом, люблю. А то сидишь целыми днями над переводами, слова молвить не с кем.

– А дочь ваша?

В это время открылась дверь, и не вошло, а впорхнуло в комнату нечто светлое и, как ему показалось, пушистое.

– А вот и она, собственной персоной, – смеясь, воскликнула Галина Матвеевна, которую уже начинало тревожить слишком позднее отсутствие дочери, – извольте любить и жаловать.

– Здравствуйте, пожалуйста! – весело воскликнула девица, делая реверанс. – Матушка, кажется, ухажёром обзавелась!

Она стояла посреди комнаты, лицо её раскраснелось от мороза, глаза живо блестели, чёрное длиннополое её пальто было пошито так, что выгодно подчёркивало и узкую талию, и рельефно обозначившиеся бёдра, и грудь созревающей женщины. Подбородок она прятала в пышный воротник, построенный из чёрно-бурой лисы, так что целиком её лица разглядеть было невозможно.

– Дурёха, что ты глупости говоришь, просто… – Галина Матвеевна вдруг осеклась. – Вот голова садовая, я ж так и не спросила до сих пор, как вас звать-величать.

– Тимофей Егорович, – подсказал-представился гость.

– Какой же вы Егорович, вы Тимоша.

– Можно и так, – несколько смутился Тимофей.

– А по фамилии?

– Чумаков, – как-то скороговоркой проговорил Тимофей, словно не желая, чтоб его расслышали.

Галина Матвеевна заметила, и это её насторожило.

– Так вот, Тимофей Егорович, – Галина Матвеевна акцентировала внимание на полностью выговоренном его отчестве, – мой спаситель.

– И в каком же кораблекрушении Тимоша тебя спас?

– Бесстыдница! – хохотнула мать. – Так со взрослым, к тому же, незнакомым человеком… А крушение, как ты выражаешься, есть не что иное, как то, что сегодня я имела случай завалиться подобно некованой лошади и подвернуть ногу. Вот Тимофей Егорыч и дотащил меня до дома на себе.

– И правда, спаситель. А ты теперь, уподобившись Мухе-цокотухе, угощаешь спасителя чаем и своими баснями. Меня примете в компанию?

– Раздевайся скорей. Мой руки и присоединяйся. Кстати, – обратилась Галина Матвеевна к Тимофею, – зовут эту плохо воспитанную и дерзкую особу Мария.

– А матушка моя, очень воспитанная, называет меня Машка, – отозвалась из-за ширмы девица. – И если мы подружимся, то и вам это будет позволено.