Любовь и утраты

– Другого пути нет. Не войти, значит, погибнуть наверняка, а так есть ещё шанс.

– Решение за тобой.

– Я уже решил.

– Только не спеши. Снижай понемногу.

– Есть, командир.

Алексей стал снижать давление. Снизил с 0,4 до 0,33. Протиснуться не получалось. Нужно было снижать ещё. Снизил до 0,31. Мало. 0,29. Надо ещё чуть-чуть. 0,27. Кажется, дело пошло. Ухватился руками покрепче, стал втягивать себя в шлюзовую камеру. Вошёл! В шлюзовую камеру он вошёл в 11:47:00. Теперь необходимо закрыть наружный люк. А для этого развернуться на 1800. Как? Диаметр шлюзовой камеры всего-то один метр, а он в скафандре. Делать нечего, надо корячиться. И он корячился. Всё-таки ему удалось перевернуться. В 11:48:40 закрыл наружный люк. Сколько же на это ушло времени? Подсчитал. Оказалось, одна минута и сорок секунд. А показалось – вечность. Через три минуты, где-то над Якутией, начался наддув воздуха.

Потом, когда Алексей докладывал всё поминутно и посекундно, на этом месте доклада Тимофей вспомнил Машу. «Наддув». Ей, наверное, тоже сейчас делают «наддув», которого она так боялась. Но отвлекаться было нельзя. Он прочтёт, конечно, всё это позже в письменно оформленных протоколах, но когда слышишь с голоса, ощущения совсем другие и совсем иначе понимается всё то, что переживал космонавт. А Алексей по-прежнему спокойно, ровным голосом, как о прогулке в весеннем лесу, докладывал обо всём, что должен знать Главный.

Глаза заливал пот. Ни черта не было видно, в нарушение инструкции, ещё до окончания заполнения шлюзовой камеры воздухом, он открыл шлем и протёр глаза. Это могло кончиться плохо. Но таков уж он, не боялся рисковать. Открылся внутренний люк. Он вошёл. Всё! Он дома. Оказалось, что в открытом пространстве он был всего двенадцать минут и девять секунд. Всего! Поди, попробуй! Отстрелили шлюзовую камеру. И обнаружилась, что в результате температурных деформаций в люке образовалась щель, началась разгерметизация. Автоматическая система отреагировала мгновенно, увеличив подачу кислорода. Это было уже за гранью. Это создавало угрозу взрыва и, как результат, – гибель. Спасло чудо. Уже в состоянии кислородного отравления Алексей включил подачу воздуха из резервных баллонов, и концентрация кислорода стала снижаться, а через семь часов утечка была устранена выдавливанием элементов корпуса изнутри избыточным давлением.

Посадку планировалось произвести после семнадцати витков в автоматическом режиме. Но беда не приходит одна. Система автоматической посадки корабля отказала. Беляев перешёл на ручное управление. Это программой полёта не было предусмотрено и резко меняло всю ситуацию. Во-первых, приходилось делать лишний виток, а это означало, что они не смогут приземлиться в заданном районе; во-вторых, иллюминатор расположен так, что из него не видно Земли, приходилось вспоминать карту звёздного неба и ориентироваться по небесным светилам; в-третьих, кресла располагались так, что были повёрнуты на 900 относительно пульта управления, и из-за этого ручное управление становилось невозможным, если не отстегнуться – что категорически запрещено правилами, – то есть если космонавт находится, как и положено, в кресле «по-посадочному». Беляев отстегнулся, сориентировал корабль, подготовил включение тормозной двигательной установки и вернулся в кресло. Пристегнулся. Всё это было за гранью, всё это было грубейшим нарушением инструкций. Павел включил ТДУ. На это ушло двадцать две секунды. Но кто бы знал, какие длинные бывают эти секунды. А между тем они имели реальное исчисление, выразившееся в перелёте на 165 километров к северо-востоку от заданного места назначения, и посадка совершилась далеко от того места, где планировалось. Сели в 75 километрах северо-западнее города Березники Пермской области, в заснеженной тайге. До Перми – 200 километров.

Откинув люк, они выбрались наружу. Из скафандров вылили по нескольку литров пота. Развели костёр, стали выстукивать морзянкой SOS. Двое суток находились в тайге. Их сигнал принял радиолюбитель и передал в Центр управления. Вылетевший за ними вертолёт не смог приземлиться в тайге. Пришлось готовить специальную посадочную площадку в девяти километрах от места приземления космического корабля. На это ушёл ещё день. До вертолёта шли на лыжах из последних сил. МИ-6 доставил их в Большое Савино, а вечером 21-го они были на Байконуре.

Лишь спустя два месяца в открытый космос на двадцать минут выйдет американский астронавт Эдвард Уайт. Мы вновь были впереди.

4

Маша приходила в себя после «наддува». Это было не так просто. Но уже прошло. Правда, профессор сказал, что такая процедура будет ещё повторяться, но теперь это не страшно, теперь она знала, сколько времени это продолжается, а главное, знала: это можно перетерпеть. В палату вбежали её соседки.

– Маш, слушай! Наш космонавт вышел из корабля в открытый космос.

Первая мысль: «Тимофей!»

Они бросили газету ей на кровать. «Правда». На первой полосе сообщение ТАСС: