Любовь и верность

Господи! Мэри не должна находиться здесь, высматривать что-то и испытывать жалость к себе. Алек никогда не сделает ей предложения, а если и сделает, то она откажет ему. Ей надо развивать свой бизнес. Тетя чувствует себя неважно – хоть ей и стало лучше в последние дни, – так что ей давно пора на покой. Агентство «Ивенсон эдженси» нужно слишком многим людям, чтобы бросить его.

Мэри показала язык портрету Эдит, но лучше себя от этого не почувствовала. Подойдя к круглому окну, она выглянула наружу сквозь свинцовое стекло. Вершина Бен-Враки где-то вдалеке была окутана облаками. Ближе к дому овцы Алека рассыпались по холмам. Мэри даже смогла разглядеть над деревьями башни отеля «Форзит пэлас». Как, должно быть, странно чувствовали себя Рейнберны, наблюдая за тем, как это сооружение постепенно загораживает им вид.

Мэри твердо решила не смотреть на каменный двор под окнами, где леди Эдит встретила свой конец. Высоты Мэри никогда не боялась, правда, она и не поднималась никогда так высоко. Она старалась не представлять себе, что было на уме у Эдит, прежде чем та поднялась на шелковые подушки стульев и распахнула окно.

Вроде бы совершенно понятно, что Эдит не случайно шагнула из окна в пустоту. Однако Мэри не могла представить себе, что ее вытолкнул из окна недовольный слуга, какой бы требовательной она ни была. К тому же Алек перевернул бы все вверх дном, лишь бы найти преступника.

И он решил, что это сделал Бауэр.

Для Мэри самоубийство было наивысшим проявлением эгоизма. Смерть жены до сих пор терзала Алека, хотя под конец он уже не любил Эдит. До конца своих дней Алек будет спрашивать себя, что он мог сделать для того, чтобы она не покончила с собой. Эдит нарочно выбрала такой способ ухода из жизни, чтобы он мучился и никогда больше не полюбил. Как он сможет доверить свое сердце женщине после того, как его так презрительно оттолкнули?

Почему Эдит это сделала? Из-за безответной любви к этому мерзавцу Бауэру? Трудно в это поверить.

Мэри задрожала, но вовсе не от холода, исходящего от каменных стен вокруг нее. Она почувствовала себя своего рода Пандорой – открыла этот чертов ящик, и теперь ее обуревали неприятные мысли и образы. Уж лучше бы она осталась в библиотеке и писала свое письмо.

– Ты выиграла, – прошептала она, обращаясь к Эдит, и закрыла за собой дверь. Но не успела она сделать и шага, как услышала раздающиеся снизу скребущие звуки и рычание. Кто-то узнал, что она здесь. Но то были не банши и не привидение – грязный пушистый комок мчался по винтовой лестнице наверх ей навстречу. Злобный маленький хищник вцепился в ее юбку, но та не залаяла в ответ, и Мэри поспешно попятилась назад, к комнате Эдит.

– Хороший песик, – тихо проговорила она. Это, конечно, ложь, но она подействовала. Глазки-пуговки заморгали, а потом животное продолжило яростно жевать подол ее юбки.

– Сидеть!

Песик сел на ступеньку, но жевать не перестал.

– Нет! Не кусаться и не жевать! – Господи, как же по-гаэльски «Перестань»? Мэри дернула юбку на себя, и полоска кружев осталась в пасти маленькой собачки.

– Черт возьми, кажется, я получила то, чего заслуживаю, – пробормотала Мэри. – Защищаешь комнату своей хозяйки, да? – Это была та самая собачка с картины, только теперь она не была похожа на белоснежную любимицу королевы. – Да уж, теперь ты не такой беленький, не так ли, малыш? – Мэри наклонилась к собаке, надеясь, что та испытывает удовлетворение, оторвав кусок ее юбки, и не вздумает перейти на ее пальцы. Собака сдавленно залаяла, не выпуская кружева из зубов.

– Ну хорошо, а теперь давай пойдем вниз. Спокойно и неторопливо. Видишь? Я совсем не опасна. – Взявшись за веревочные перила, Мэри осторожно обошла собаку. Через мгновение песик буквально скатился вниз по ступеням, потом вернулся, снова побежал вперед и не отходил от Мэри ни на шаг до библиотеки.

Там ее встретил Оливер. Вскочив со стула, он виновато посмотрел на Мэри.

– Ох, наконец-то ты пришла! Я тебя повсюду искал!

– Ты не слишком-то старался, иначе нашел бы меня, – пожала плечами Мэри. – А что это у тебя в руке?

– Н-ничего. Просто старинная книга. Рейнберн сказал, чтобы я присматривал за тобой, пока он не вернется из Питкаррана. Кто-то принесет нам поесть.

Собака зарычала, но держалась на расстоянии.

– Садись! – Оба – собака и Оливер – повиновались. – Оливер Палмер! Ты самый ужасный лжец. Что ты делал?

– Ну-у… Одному человеку надо узнавать другого, не так ли? Ты же целых четыре года водила кого-то за нос! – отозвался Оливер.

– Обо мне не беспокойся! Признавайся! Я слышала, это полезно для души.

– Я не сделал ничего такого, чего не сделала бы ты, будь у тебя возможность, Мэри, и это факт. Ты превращаешься в настоящего терьера, когда надо нарыть какую-то информацию. Вроде этого несчастного пса у твоих ног. – Грязный песик поднял голову, но не залаял. – Рейнберн сказал, что тебе надо написать письмо, и я всего лишь хотел найти для тебя все необходимое. Бумагу, ручку, чернила – все, что ты так любишь раскладывать на своем письменном столе в офисе.

– Да, Оливер, ты очень деятелен. Ну и?…