Любовь и война. Великая сага. Книга 2

У Орри уже и от первого кружилась голова, как и от блеска драгоценностей вокруг. Самые сверкающие были на Анджеле Мэллори, яркой и привлекательной испанке. Жена министра похвалила Купера – она следила за делами флота – и познакомила Орри со своими маленькими дочками, прежде чем отправить их спать.

Во время изысканного ужина звучало много тостов за Конфедерацию, и особенно за ее попавших под арест представителей Мейсона и Слайделла, любимцев фракции самых ярых сторонников раскола. К их числу принадлежал и Бенджамин, как понял Орри из разговоров за столом. Орри восхищался самоуверенностью этого холеного коротышки, но никак не мог понять, насколько искренни его убеждения; все-таки он казался скорее приспособленцем, чем фанатиком. Так или иначе, министр на этом приеме блистал весельем и остроумием. А глядя на роскошный стол, сервированный фарфором и хрусталем и уставленный прекрасной едой и напитками, трудно было представить, что где-то идет война. На какое-то очень короткое время Орри даже забыл свою тоску по Мадлен.

После ужина Бенджамин предложил Орри зайти в одно из своих самых любимых мест.

– Это заведение Джонни Уоршема, – сказал он. – Люблю сыграть там партию-другую в фараона. Джонни отлично знает свое дело. Мужчина всегда найдет у него развлечения по душе и будет уверен, что об этом никто не узнает.

Бенджамин сказал, что хотел бы пройтись по улицам в вечерней прохладе, Орри не возражал. Министр отправил своего кучера вперед, к Уоршему; Орри же приехал к Мэллори в наемном экипаже. Проходя мимо «Спотсвуда», они столкнулись с какой-то шумной компанией, которая как раз выходила с другой вечеринки. Кто-то случайно задел Орри.

– Эштон! – От удивления его голос прозвучал более дружелюбно, чем это было бы в другом случае.

Его сестра висела на руке своего свиноподобного мужа; она одарила Орри улыбкой, такой же теплой, как январский мороз.

– Орри, дорогой! Я слышала, что ты в городе… и что ты женился. Мадлен тоже здесь?

– Нет, но скоро приедет.

– Как тебе идет мундир! – Улыбка Эштон, обращенная к министру, была заметно теплее. – Он теперь работает на вас, Джуда?

– Счастлив сказать – да.

– Как вам повезло! Орри, милый, мы непременно должны поужинать вместе, когда у всех будет время. Нас с Джеймсом просто закружила здешняя светская жизнь. Уже несколько недель нет ни одной свободной минутки даже для себя.

– Да, верно, – подтвердил Хантун, глядя сквозь запотевшие очки: эти два слова были единственным его вкладом в разговор.

Эштон помахала рукой и состроила глазки Бенджамину, когда муж помогал ей сесть в карету.

– Привлекательная женщина, – пробормотал Бенджамин, когда они пошли дальше. – Я был очарован ею при первой же встрече. Вы, разумеется, рады, что ваша сестра в Ричмонде.

Скрывать что-либо от местного общества было бесполезно, все равно рано или поздно все откроется.

– Боюсь, между нами не слишком хорошие отношения, – произнес Орри.

– Жаль, – сказал Бенджамин с сочувственной улыбкой – короткой, безупречной и неискренней.

«Похоже, я попал к большому мастеру лавировать в политических морях», – подумал Орри.

Он отлично знал, что больше не услышит от Эштон ничего о совместном ужине. И это его более чем устраивало.

– Эштон?

– Нет.

Отвернувшись от его руки и умоляющего голоса, она передвинула свою подушку к самому краю кровати, как можно дальше от мужа. Потом, взбив подушку, зарылась в нее левой щекой. Но как только сладкие мысли о Пауэлле прокрались в ее голову, муж снова потревожил ее:

– Большим сюрпризом было увидеть твоего брата.

– Да, неприятным.

– Ты действительно хочешь пригласить его на ужин?

– После того, как он выгнал меня из родного дома? – Ее высокомерный тон уже был ответом. – Хорошо бы тебе помолчать. Я устала.

От него – уж точно. От Пауэлла она бы никогда не смогла устать – ни от его неисчерпаемого искусства в постели, ни от его совершенно неординарной личности, которую она начала с изумлением узнавать.

Они встречались по меньшей мере раз или два в неделю, когда позволяло служебное расписание Хантуна. Свидания всегда проходили на Чёрч-Хилл. Несмотря на риск, Эштон предпочитала входить только через парадную дверь, а не пробираться украдкой через сад за домом. Ей даже нравилось это ощущение опасности, когда средь бела дня она приезжала на Франклин-стрит; внутри дома ее сразу же охватывало чувство полной защищенности, которого уж точно не было бы в каких-нибудь безвкусных меблированных комнатах.

Джеймс никогда не спрашивал ее о том, что она делает днем. Он даже не знал о ее таинственных отлучках из дому. Он был слишком глуп, слишком занят своими жалкими обязанностями в министерстве финансов, из-за которых просиживал на службе до восьми или девяти каждый вечер.