Любовь и война. Великая сага. Книга 2

Прервался – выбегал наружу посмотреть, что за грохот. Сказали, что стреляли из Диктатора, это пушка такая, тринадцатидюймовая береговая мортира, ее еще прозвали Питерсбергским экспрессом. Она стоит прямо на специально усиленной платформе и палит по городу. Должен отметить новые и весьма удивительные перемены, которые я наблюдаю в Потомакской армии. Растет число чернокожих солдат, которых раньше там не было вообще. Я слышал, их хвалят за ум и храбрость; только вчера цветные отряды дивизии Хинкса провели успешную атаку на один из участков линии обороны противника.

Время, проведенное в Либби, научило меня тому, как должны чувствовать себя люди, которых долго держали в неволе. Я мечтал убить Клайда Весси и бесстыдно радовался, когда Ч. выстрелил в него во время нашего побега. Теперь я согласен, что отмена рабства – это единственный путь, по которому может пойти эта страна.

И все же кое-что вызывает у меня сомнения. Я по-прежнему не могу смотреть на чернокожих и белых людей в одной и той же форме как на равных. Я стыжусь этой… слабости, но это правда. Этот день закончился неприятным эпизодом, который имел самое прямое отношение к тому, что я написал.

Сегодня батальон прошел маршем восемнадцать миль, в безжалостную жару, с небольшим запасом воды. Несмотря на радушный прием, оказанный мне, я видел, что люди раздражены. Два черных сержанта из Четвертой дивизии генерала Ферреро случайно проходили мимо с пакетами официальных бумаг, направляясь в Сити-Пойнт. Ничего странного в том, что они попросили воды в такую жару, не было. Но им не дали. Сначала трое наших самых противных солдат повели сержантов к воде, потом двое из них заслонили собой фляги, а третий, приплясывая и размахивая перед ними ковшиком, глумливым голосом напевал старую мелодию «Ловкача-ниггера». Сержанты, которые были по званию выше всех троих, снова вежливо повторили свою просьбу, получили отказ, после чего просьба сменилась приказом. Тогда мучители взбеленились, выхватили револьверы, а один из троицы не придумал ничего умнее, как заявить, что не станет выполнять приказы черномазых, а если они чего хотят, то пусть «расшаркнутся». А потом для пущей убедительности два раза выстрелил в землю, после чего несчастные сержанты предпочли спасаться бегством. Но сильнее всего в этой истории меня задело вот что. С десяток или больше наших солдат стояли вокруг и явно веселились, а кто-то даже открыто хохотал, и не нашлось ни одного, кто бы их остановил. И я, к собственному стыду, тоже промолчал.