Любовь и жизнь

Коммуналки в Москве расселяли, предоставляя отдельное жильё в новом микрорайоне — Бирюлёво. И она с детьми получила двухкомнатную квартиру, категорически отказавшись от предложенной трёхкомнатной для совместного проживания с отцом семейства. Так все надежды Толика рухнули окончательно.

Без работы, с мизерными деньгами в виде алиментов она начала новую жизнь в пустой квартире, где из мебели была старая кровать, старенький холодильник и кухонный стол.

Глава 3

Район Москвы Бирюлёво Восточное в начале 80-х годов прошлого столетия представлял собой сплошную строительную площадку без развитой инфраструктуры.

Получив квартиру, Любочка радовалась, что наконец-то отдельное жильё избавило её от тяготивших общений с бывшим мужем. Он остался в коммуналке один, а она с детьми тут же заселила пустую квартиру. В переезде помогли сестра и зять, проживающие в районе станции метро «Сокол».

О выходе на бывшую работу после отпуска по уходу за ребёнком не могло быть и речи. Завод находился в центре Москвы, а улица Лебедянская, где она теперь проживала с детьми, на южной окраине столицы. Радовал дендропарк почти рядом с домом, и приводила в ужас сплошная грязь вокруг строившихся домов. До автобусной остановки было рукой подать, а до метро «Царицыно» приходилось ехать довольно долго.

Посовещавшись с сестрой, она решила подальше спрятать свой диплом об образовании и устроилась работать нянечкой в рядом расположенный детский сад, определив туда же Серёжу и Ирочку. Так началась её новая жизнь с детьми без поддержки Анатолия. С этого момента он прекратил общение не только с Любочкой, но и с сыном и дочкой.

Серёжа скучал без папы, постоянно спрашивал о нём, хотел съездить к нему в гости. И Любочка уступила просьбам сына.

— Беги к папочке, — сказала она сыну, зайдя в подъезд своего бывшего жилья.

Проследив, когда Серёжа скроется в открытой Толиком двери, сама зашла с дочкой в гости к подруге в том же доме.

А через некоторое время к ним прибежал весь расстроенный сынишка.

— Я больше к нему не пойду, — всхлипывая выдавил мальчик, — там чужая тётенька и папа сказал, что я больше не его сын.

Больше Серёжа никогда не спрашивал об отце, и даже уходил из комнаты, когда кто-то из гостей затевал разговор про Анатолия.

Ирочке было проще. Она просто его не помнила. Годовалый ребёнок тянулся к мамочке и не ощущал отсутствия папы.

Незаметно дети подрастали. Серёжа пошёл в школу, подросла дочка. На лето бабушка с удовольствием забирала внуков к себе в деревню под Загорском.

Любочка уже не работала в детском саду, а устроилась в бухгалтерию местного хлебокомбината.

Казалось, что все беды супружеской жизни остались позади, но спокойная жизнь мгновенно оборвалась страшным известием об исчезновении сестры Маши.

Через неделю её тело нашли в озере. Так и осталось невыясненной причина её ухода из жизни. На берегу лежали снятое летнее платье, полотенце и часы. А сама Маруся, стройная русская красавица с толстой косой, зацепившись за корягу на дне водоёма, навсегда покинула мужа и своего шестилетнего Павлушу.

В морге при опознании Любаше стало плохо. На мгновение ноги подкосились, и кто-то рядом подхватил её под руки и уложил в соседней комнате на диван.

Похороны, крики мамы, плач пьяного мужа Маруси она помнила с трудом. А потом забрала сынишку сестры к себе в квартиру, и стал он для неё третьим ребёнком.

Отец изредка наведывался к сыну, но не изъявлял желания его забирать, постоянно уходя в длительные запои. Как он жил и за что жил, Любочка не выясняла, так как видела, что помощи просить не у кого.

— Сынок, Павлик, — сиротинушка моя ненаглядная, — тянул пьяный папаша, поглаживая сына по головке, — на конфеток, нету у нас с тобой мамки, слушайся тётю Любу, она хорошая.

Вот так проходило общение любящего папы с сыном. Потом он исчезал надолго, появляясь всё реже и реже.

А маленький Павлуша через некоторое время стал называть Любочку мамой, хотя она об этом и не просила. Сходство с сестрой у них было разительное, и, наверняка, у ребёнка со временем образ мамы слился с образом тёти.

Большим подспорьем в те годы для Любочки и её детей была деревня и мама с её больными скрюченными пальцами на руках. Всю жизнь отработавшая дояркой в колхозе, она, уйдя на пенсию, продолжала обрабатывать большой огород, держала подсобное хозяйство даже тогда, когда похоронила мужа, отца Любочки.

На выходные часто ездили к бабушке и привозили от неё и молоко, и творог, и яйца, а летом овощи и фрукты. Естественно, помогали бабушке управляться с хозяйством и на приусадебном участке.

— Мама, переезжала бы ты к нам жить, — часто уговаривала Любаша мать.

— Нет, доченька, я со своего дома никуда, только вот к деду рядом под бочок, — всегда отвечала сельская труженица, — машинально поправляя больными пальцами цветастый платок на голове.

Такая и осталась она в памяти внуков и Любочки, всё время куда-то спешащая и проворно управляющаяся возле русской печки.

Глава 4