Любовь и злодейство гениев

После бойни, продолжавшейся четверо суток, наступила тишина и мир осадного положения; улицы были еще оцеплены, редко, редко где-нибудь встречался экипаж; надменная Национальная гвардия, со свирепой и тупой злобой на лице, берегла свои лавки, грозя штыком и прикладом; ликующие толпы […] ходили по бульварам, распевая „Mourir pour la patrie“, мальчишки шестнадцати-семнадцати лет хвастали кровью своих братьев, запекшейся на их руках, в них бросали цветы мещанки, выбегавшие из-за прилавка, чтобы приветствовать победителей. Кавеньяк[15] возил с собой в коляске какого-то изверга, убившего десятки французов. Буржуазия торжествовала. А дома предместья Святого Антония еще дымились, стены, разбитые ядрами, обваливались, раскрытая внутренность комнат представляла каменные раны, сломанная мебель тлела, куски разбитых зеркал мерцали… Париж этого не видал и в 1814 году.

Прошло еще несколько дней — и Париж стал принимать обычный вид, толпы праздношатающихся снова явились на бульварах, нарядные дамы ездили в колясках и кабриолетах смотреть развалины домов и следы отчаянного боя […] Одни частые патрули и партии арестантов напоминали страшные дни».

«Ничего не делается само собой, без усилий и воли, без жертв и труда. Воля людская, воля одного твердого человека страшно велика».

(А. И. Герцен)

В июне 1849 года Герцен с чужим паспортом в кармане вынужден был бежать из Франции в Женеву. При этом следует отметить, что еще в Париже он окончательно решил для себя никогда больше не возвращаться в крепостную Россию. В своем письме императору Александру II он просил:

«Дайте землю крестьянам, она и так им принадлежит. Смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите синие рубцы на спине наших братий… Торопитесь! Спасите крестьянина от будущих злодейств, спасите его от крови, которую он должен будет пролить!»

Как ни ужасно было все, пережитое им, но Герцен уже успел привыкнуть к западным условиям жизни, после которых возвращение на родину представлялось ему совершенно невозможным. К тому же он искренне считал, что бороться с нечеловеческими условиями русской жизни можно было, лишь оставаясь за границей.

Конечно же, самым удобным местом для борьбы за освобождение России, начатой декабристами, была Ницца, а посему, даже окончательно натурализовавшись в Швейцарии, Герцен жил в основном в этом прекрасном средиземноморском городе, который не был еще тогда французской территорией.

Живя в Ницце, Герцен почти не общался с русскими, но зато он напечатал целый ряд своих работ: то были появившиеся сначала на немецком языке «Письма из Франции и Италии», потом брошюра «О развитии революционных идей в России» и, наконец, брошюра «Русские народ и социализм», известная как «Письмо к Мишле[16]». Обе эти брошюры были запрещены во Франции.

* * *

А тем временем в Париже дело пришло к ожидавшейся развязке: республика пала, и 2 декабря 1851 года президент республики Шарль-Луи Бонапарт (кстати сказать, сын Луи Бонапарта, родного брата Наполеона, и его падчерицы Гортензии де Богарне) совершил государственный переворот, разогнав Национальное собрание и арестовав оппозиционных депутатов. Через год он объявил себя императором Наполеоном III, после чего Александр Иванович написал своему старому другу М. К. Рейхель:

«Целая страна идет ко дну, и с ней, может быть, век, в который мы живем».

«Читаю теперь Герцена, не все за раз, но просматриваю, а возьму в руки и не выпущу. Сколько здоровых мыслей, какое трогающее искание и познание истины. Это великий мыслитель и великий боец»

(из письма: Мария Рейхель — Марии Корш. Из Берна — в Москву: 13 ноября 1905 г. // Натан Эйдельман. Твой XIX век. Вторая половина. РАССКАЗ СЕДЬМОЙ «ВЕК НЫНЕШНИЙ И ВЕК МИНУВШИЙ».

Цитируется из: http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/NYE/XIX/PART07.HTM. Воспроизвели по изданию: Н. Я. Эйдельман, Твой XIX век. М., Детская литература, 1980 г., ученики Московской гимназии на Юго-Западе № 1543 Евгений Аверкин, Филипп Мордасов, Екатерина Овсянникова и Дмитрий Шаронов)