Любовь и злодейство гениев

«Посылаю вам единственные две фотографии, которые мне удалось найти. Та, где я в большом сером плаще, довольно хорошая и еще не публиковалась. Потом, пожалуйста, верните их. Со „Зрелости“ уже делали фотографии. В прошлом году к статье месье Андре Мира, вы ее там найдете, но она уже довольно известна.

В данный момент я не в том состоянии, чтобы фотографироваться, и только что переболела. Выгляжу плохо, и потом, у меня нет одежды, которая была бы мне к лицу. Забыла вам сказать, что буду в восторге, если вы дадите статью обо мне, но с непременным условием, чтобы я не оказалась в паре с другим художником или другой художницей, которых я не знаю (из числа протеже господина Родена, для которых он, как обычно, заставит меня служить буксиром). Соседство некоторых особ мне совсем не нравится.

Я счастлива была узнать от вас, что готовится нечто радостное для меня. Если бы для начала мне уплатили за государственный заказ, который вот уж неделя, как сдан, и ничего о нем не слышно, это уже было бы замечательно».

Подобный ответ — откровенная наглость. Ни один главный редактор не оставит подобное без внимания. За ним последовал закономерный результат — прошел год, а статья так и не вышла. Камилла вновь написала Маргерит Дюран, и тон этого письма был уже совершенно неприязненный:

«Я немного запоздала с ответом на вопросы, которые вы мне задавали. Во-первых, я чувствовала и до сих пор чувствую себя очень плохо. Три четверти времени провожу в постели, находя облегчение только в лежачем положении. Мне некому доверить отправку письма, так что не следует удивляться моей необязательности. Вопросы ваши мне кажутся праздными, ненужными для статьи: какая надобность знать, кто были владельцы моих статуэток.

У вас достаточно материала — то, что я вам сказала в нашу последнюю встречу, гораздо интереснее, чем все эти перечисления и ненужные подробности. Так что отвечать вам мне казалось лишним».

* * *

Камилла заперлась в своей квартире-мастерской. Но «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» — через неделю ей под дверь подсунули счет, нужно было платить за квартиру. А денег у нее не было, причем настолько, что она почти ничего не ела.

В отчаянии она начала крушить свои работы, которые никто не покупал. Хозяйка квартиры не захотела даже взять их в качестве квартплаты. Грохот бьющегося гипса был слышен по всему дому. При этом она кричала, что какие-то двое мужчин пытались взломать ставни на ее окне, и она их узнала — это были люди Родена… А он приказал им ее убить… А она ему мешает, и посему он уже давно хочет избавиться от нее…

С этими словами она упала на пол, потеряв сознание.

Мнение Анри Асслена по этому поводу однозначно:

«Мания преследования, медленно и жестоко подтачивающая ее, этой ночью пугающе продвинулась».

В целом же состояние Камиллы он характеризовал так:

«Камилла стала систематически уничтожать, разбивая молотком, все, что было создано за год. В это время ее двухкомнатная мастерская представляла собой печальную картину разрушения и опустошения. Потом она вызывала возчика, которому и поручала увезти и похоронить в каком-нибудь рву эти жалкие бесформенные обломки».

Рэн-Мари Пари характеризует ее поведение так:

«Камилла Клодель сжигала сама себя на медленном огне. Разрушив свои творения, потом внутренние источники творчества, любовные и дружеские отношения, она ничего не оставила от себя, кроме загнанной тени в темной мастерской, ищущей безмолвия и забвения».

* * *

В воскресенье, 2 марта 1913 года, в Вильнёве умер Луи-Проспер Клодель. Камиллу известили о смерти отца телеграммой, которую почтальон равнодушно подсунул ей под дверь, но она ее не заметила, так как лежала без движения в постели. До этого она целую неделю никуда не выходила и ничего не ела, и чувствовала себя обессиленной. Соответственно, и на похоронах отца она не присутствовала.

Тогда все сочли, что Камилла просто сошла с ума. 5 марта Поль Клодель встретился с доктором Мишо, врачебный кабинет которого тоже находится в доме 19 по набережной де Бурбон. Тот выписал медицинское заключение, которое, согласно закону от 30 июня 1838 года, стало основанием для принудительной госпитализации «сумасшедшей».

«Предисловие, написанное Полем Клоделем для каталога выставки его сестры в 1951 году, хорошо известно: „Я так и вижу ее, эту горделивую девушку, в триумфальном расцвете красоты и гения, вижу то влияние, часто жестокое, которое она оказывала на мои ранние годы“».

(Опубл. в журн.: «Иностранная литература», 1998, № 10, раздел документальной прозы, статья РЕЙН-МАРИ ПАРИ «Камилла Клодель» (пер. с франц. Натальи Шаховской)