Любовь - яд

— Спит, наш ангелочек.

На сердце потеплело, я посмотрела на Артура, мертвенно бледный, он казалось спал. Веки подрагивали. Сердце болезненно сжалось — нужно немедленно вытащить пулю и наложить повязку.

— Спирт есть?

Тетка кивнула, причитая, убежала на кухню. Я разорвала штанину обеими руками и посмотрела на рану — пулю придется вытаскивать и притом как получится и чем придется. Скорей всего кухонным ножом. От мысли, что я буду резать его плоть меня начало тошнить…. 709220592206

Артур долго не приходил в себя, даже после того как операция закончилась и я влила ему антибиотик и обезболивающее. Сказывалось долгое нахождение в тюрьме, организм ослаб, витаминов не хватало, просто разрыдалась. Боль от утраты Егорки немного отпустила меня, после рождения дочери. Нет, я не забыла своего первенца, да и кто такое забудет? Эта боль будет со мной до самой смерти, но заполнилось чувство пустоты. Нерастраченная материнская любовь как ураган захлестнула меня, выталкивая все остальное на второй план.

Артур тихо застонал, и синеватые веки дрогнули, я подалась вперед и тронула его лоб — прохладный. Жара нет. Значит, воспалительный процесс удалось остановить. Глаза мужчины приоткрылись, и он резко подскочил на постели.

— Тссс. Тихо. Я здесь.

Он повернулся ко мне бледный, измученный, похудевший и улыбнулся усталой, но вместе с тем счастливой улыбкой. Потом заметил Танюшу у меня на руках и улыбка пропала. Артур посмотрел на меня, потом на живой сверток у меня в руках и я увидела, как он судорожно глотнул слюну. Я протянула ему малышку. Молча. Мои руки дрожали, я ждала его реакции, мое сердце пропускало удары. Вот он момент истины. Такой важный для меня. Артур осторожно взял из моих рук спящую крошку. Его пальцы тряслись больше моих собственных. Он прижал девочку к груди и всмотрелся в ее личико. Тронул указательным пальцем пухлую щечку, потом лобик. Резко убрал руку и замер, наклонил голову к малышке, почти соприкасаясь лбом с пуховым покрывалом. Его начал бить озноб, плечи вздрагивали, и вдруг я поняла, что он плачет. Этот сильный, жестокий, очень властный и циничный мужчина просто плачет как ребенок. Я обняла его за плечи, сильно прижала к себе, целуя его волосы. Это были наши минуты, принадлежащие только нам, троим. Мне больше не нужны были слова, доказательства. Я знала, что Артур нас любит. Я чувствовала это всем сердцем. Всей душой. В этот момент я простила его окончательно. Все. Больше между нами ничего не стояло. Ни тень прошлого, ни призраки. Только мы втроем. Семья.

Моя семья.

Артур вернул мне малышку, и я помогла ему устроиться на подушках.

— Что происходит? Нас ищут?

— Не знаю. В новостях ничего нет, ни по радио. Ни по телевизору. Должны были все поднять с ног на голову. Устроить облаву, поиски с собаками как это обычно происходит, но все тихо, слишком тихо, и мне это не нравится.

— У нас нет времени об этом задумываться. Пашкина тетка ничего не слышала? В деревне не судачат о побеге?

— Не слышала. Будто ничего не произошло. А ведь странно. Зона в нескольких километрах отсюда. Они должны были начать шерстить местность.

Артур пошевелил ногой и застонал.

— Черт, когда я смогу встать?

А вот это серьезная проблема. С такой раной как у него вставать и ходить можно было по-крайней мере не раньше чем через неделю. А у нас этой недели нет.

— Если наколоть сильнодействующими препаратами встанешь уже сегодня, — сказала я.

— Тогда коли и давай убираться отсюда. Мне это затишье не нравится. Возможно это их стратегический ход. Чтобы преступник расслабился и сам себя выдал по неосторожности. Я их штучки хорошо знаю.

— Хорошо. Я перекрашу волосы, одену линзы. Кстати ты тоже — линзы и очки. Нужно замаскироваться и быть похожими на наши фотографии в документах.

Он кивнул и вдруг тихо попросил:

— Иди ко мне, я так соскучился.

Это не была страсть. Это было отчаянное желания просто касаться друг друга, вдыхать запах, шептать слова любви. Мы лежали на узкой постели вместе с Танюшей и тихо разговаривали. Обо всем и ни о чем. Иногда я сжимала его руку, чтобы почувствовать, что все это не сон. Он рядом. Мы наконец-то вместе.

Поезд набирал ход, и я смотрела в окно, на перрон, ожидая, что сейчас нас остановят, что начнется облава. Но ничего не произошло. Поезд тронулся, а на унылом перроне кроме бабушек, торгующих семечками и пирожками, в плащах-дождевиках, никого не осталось. Мы с Артуром смотрели друг на друга. Мы нервничали. Оба. Я положила Танюшку рядом с собой. Внезапно поезд резко остановился, и мое сердце перестало биться. Началось. Так и должно было быть. Я смотрела на Чернышева и видела, как сильно он побледнел. В громкоговорителе послышался голос машиниста:

— Проверка документов. Всем оставаться на своих местах. Поезд отправиться через несколько минут.

Я до боли сжала пальцы. Мне казалось, я лечу в пропасть. Страх и паника сковывали все мое тело. Мне было страшно. Так страшно, что я не могла вздохнуть, а перед глазами плыли разноцветные круги.