Любовь – игра, в которой всё серьёзно

– Оригинальное, изысканное, нежное признание. Я тоже не знаю, за что ты меня полюбил. Наверно потому, что я красивая?

– Ну да! Красивая.

– Нежная, добрая, скромная, милая, так?

– Вот именно. Короче договорились. Целоваться уже можно?

– А давай поцелуемся. Давно пора. Нерешительный ты Петенька, слишком скромный. С таким характером можно до старости бобылём остаться. Я согласна.

– Правда! Илонка, радость моя, я всю жизнь тебя искал. Сам себе не верю.

– Я о семье и свадьбе всю жизнь мечтала. Не обманешь?

– Провалиться мне на этом месте, если… Илонка. Моя Илонка!

– Ну, уж нет, Петенька, пока ещё не твоя.

– Не понял. Ты же сказала, что согласна стать моей женой.

– Моя фамилия Кирпикова, а твоя – Полуянов. Торопишься, милый Петенька. Нам с тобой ещё познакомиться нужно.

Всё могло быть иначе Часть 1

Как оставить без ответа

Фразу, брошенную залпом:

"Ты пошла бы на край света,

Если б я тебя позвал бы?!"

Как же объяснить, мой милый,

Чтобы не смотрел нахмурясь?

Я туда уже ходила -

Постояла и вернулась.

Елена Исаева

Ласковое, но холодное осеннее солнце создавало странную иллюзию тепла, заставляло щуриться, подставлять лицо приятно щекочущим кожу лучикам, хотя температура на улице была совсем не комфортная, и одеться пришлось в довольно тёплые вещи.

Ещё вчера, не переставая, моросил промозглый дождь, навевающий тоску и грусть, которую даже хорошая погода и бутылка  вина не сумела окончательно развеять.

Коротенькую осеннюю аномалию отчего-то называют бабье лето, намекая на то, что радость и блаженство состояния хрупкие и быстротечные.

Задумываться над тем, почему женское счастье такое непродолжительное совсем не хотелось, но уныние и меланхолия прочно поселились где-то внутри тела, навевая сентиментальные мысли, выдавливающие слезу.

Под настроение, словно провидение умеет читать мысли, подвернулся сборник стихов с таким же настроением. Девушка прочитала несколько строк.

“Утомлённые мысли бестелесно упали в прах минувшей печали…” вещала поэтесса, усиливая щемящий душу эффект, отчего солёная капелька стекла по щеке прямо на книжный лист.

Марина закрыла книжку, залпом выпила бокал вина, нервно швырнула его в стену и зарыдала.

Находиться в замкнутом пространстве квартиры стало совсем невыносимо, нечем стало дышать.

Девушка умылась, на скорую руку привела в относительный порядок лицо, выбежала на улицу, и направилась по волглой, разъезжающейся лесной дорожке, лишь бы двигаться.

Марина Леонидовна, ей всего-то двадцать три года, но положение и статус вынуждают представляться именно так, изо всех сил пыталась развеять туман не совсем приятных воспоминаний. Увы, тщетно.

Ей становилось всё хуже и хуже.

Выглядела девушка довольно странно: полностью расстёгнутое дорогое пальто,  болтающееся до самой земли вечернее платье с грязным уже подолом, модельные туфли, на которые налипли килограммы глины.

На  стройной шее болтается шикарное колье с бриллиантами, на тонких запястьях массивные, ажурной выделки браслеты, усыпанные драгоценными камнями в несколько рядов, в руках дизайнерская кожаная сумочка, из которой торчало горлышко от винной бутылки.

Её лицо было похоже на маску печального мима с нарисованными разноцветными слезами, которые размазаны вместе с краской.

Марина Леонидовна еле волочила шикарные ножки в прозрачных колготках телесного цвета, которые мужу привезли то ли из Лондона, то ли из Парижа, с пудовыми гирями из дорожной грязи.

Ей всё равно куда идти. Жизнь, ещё сегодня ночью казавшаяся раем, открыла внезапно потайную дверь, показав изнанку высокого социального статуса.

Средь шумного бала, когда веселье было в самом разгаре,  когда музыка и танцы развернули душевные струны, подарили ощущение эйфории, когда жизнь фонтанировала лучшими проявлениями, когда всё складывалось лучше некуда…

Да-да, на самом пике блаженства, от избытка впечатлений, чувств и усталости Марине Леонидовне захотелось несколько минут тишины.

Счастья стало так много, что она не могла с ним справиться. Несколько минут, всего несколько минут посидеть с закрытыми глазами, переварить избыточные эмоции, плещущие через край, этого достаточно.

Мариночка, женщина впечатлительная.

Жила себе, жила обыкновенная девушка, не хуже и не лучше других: симпатичная, невесомая, нежная, как и все представительницы её поколения, вступившие в пору чувственности.

Разве можно не быть соблазнительной, обворожительной  и кокетливо-привлекательной, когда тебе слегка за двадцать и созревшее тело требует романтических ощущений?

Любовь, во всяком случае, грёзы о ней, стучали в висках, излучая вокруг импульсы восторженного желания. В пору цветения любая жизнь благоухает и источает красоту, призывая наслаждаться.

Мариночка не была исключением из правил.