Любовь или деньги

Марта оформила столовую так, как, по её мнению, должна была выглядеть старая колониальная таверна. Или должна была выглядеть. Тяжёлые деревянные балки, с которых свисали трубки из белой глины с длинными стеблями. Оловянные бокалы выстроились на полках за барной стойкой. Деревянные кабинки с мягкими сиденьями и высокими спинками. Свечи в бра на всех стенах. Повсюду висели фонари. Карелла ожидал, что Джордж Вашингтон въедет сюда на белом коне (имеется в виду почтовая марка 1951 года, на которой генерал Вашингтон восседает на белом коне в 1776 году во время Бруклинского сражения, ещё один намёк что город из серии книг про 87-й участок похож на Нью-Йорк – примечание переводчика).

«Вот здесь любит сидеть Гарольд», - сказала она и показала им один из больших круглых столов. «Я оставляю этот стол для него, когда он бронирует.»

«Так кто же был на этой вечеринке?», - спросила Карелла.

«Ну, конечно, Гарольд и миссис Макриди, а также её муж, как вы понимаете.» Ещё один взмах бровью. «И её маленькая подружка-актриса. Только они четверо. Уютно.»

«И какая же подружка-актриса?», - спросил Мейер.

«Ну, актриса», - сказала Марта и скорчила гримасу. «Вообще-то она хористка. Играет в небольшом мюзикле на соседней улице. Такая с ямочками и длинными ногами.»

«Как её зовут? Вы, может, знаете?»

«Конечно. Синди Карр. С «и» и «и». Синди.»

«Как вы думаете, кто отравил миссис Макриди?», - спросил Карелла.

«В моём ресторане никто не отравлялся», - категорично заявила Марта.

«Сначала я думал, что она просто что-то съела», - сказал Джордж Макриди. «Я чувствовал себя хорошо, но я заказал стейк, а она - форель. Вот я и подумал, может, рыба была испорчена. Если только...»

Они сидели недалеко от смотровой комнаты похоронного бюро, где в открытом гробу лежал труп его жены. Макриди выглядел по-настоящему убитым горем. Худой, почти исхудавший мужчина лет шестидесяти, как они предполагали, сидел, сжимая шишковатые руки, и не мог остановить слёзы, которые текли по его лицу.

«Озноб - это ведь не симптом?», - спросил он. «Ей стало немного зябко вначале. В ресторане. Но это, наверное, из-за кондиционера, как вы думаете? Она сидела прямо под одним из вентиляционных отверстий, даже мне было немного зябко, а я сидел на другом конце стола. Синди предложила ей шаль. Её всё ещё знобило, но я не думаю, что это был яд. Не думаю, что озноб - это симптом, не так ли?»

«Когда вы заподозрили, что она могла быть отравлена, мистер Макриди?»

«Ну, когда у неё началась рвота. Тогда я по-настоящему встревожился. То, что она вырвала, по консистенции напоминало рисовую воду, так что я сразу понял, что что-то...»

«Когда это было, мистер Макриди?»

«Вскоре после того, как мы вернулись домой. Ну, мы уже были в постели. В полночь? Около того? Она жаловалась на жгучую боль в животе и боль в горле. Но потом у неё началась рвота, кожа стала липкой, и я срочно отвёз её в больницу. К тому времени её лицо побледнело.»

Он разразился новыми рыданиями и зарылся лицом в свои руки.

«Вы все четверо пили одно и то же?», - спросила Карелла.

«Что?»

«Вино. Пиво. Что угодно.»

«О. Я не знаю, что пили остальные. Хелен пила мартини перед ужином и белое вино с рыбой. Да, точно, теперь я вспомнил. Гарольд заказал бутылку «Мерло» для себя и меня. Мы оба ели стейк. И «Шардоне» для Хелен и Синди. Она ела телятину, кажется. Синди».

«Кто наливал вино?», - спросил Мейер.

«Официант, я думаю. Почему?»

Гнев внезапно вспыхнул в его глазах, как пламя, посреди утихающих рыданий.

«Не обращайте внимания на официанта», - сказал он. «Никакой чёртов официант не отравил её.»

Они знали, когда нужно замолчать и послушать.

«У них обоих были мотивы», - с горечью сказал он. «Они оба были в ярости от Хелен.»

«Почему, мистер Макриди?»

«Простая ревность! Я, конечно, знал о Гарольде с самого начала, это происходило между ними уже давно. Приходится вносить коррективы. Брак - это корректировка, не так ли? Но это было что-то новое. Другая женщина? Дешёвая маленькая лесбийская шлюха? Хелен никогда не казалась... ну... такой.»

Они продолжали слушать.

«Когда я узнал, что Гарольд пригласил Синди на вечеринку, я умолял его позвонить ей снова, сказать, что всё отменяется, сказать ей что-нибудь. Разве он не знал, что они любовницы?»

Макриди покачал головой.

Слёзы прекратились.

Его руки были крепко сжаты.

Они ждали чего-то большего.

Терпение, подумал Мейер.

«Озноб не мог быть симптомом.» Макриди, словно пытаясь убедить самого себя, кивнул, вспоминая. «Потому что, как только она переместилась из-под вентиляционного отверстия, с ней снова всё было в порядке. Сменила место и была весела, смеялась, пила. Всё по-прежнему: мальчик-девочка-мальчик-девочка, ну, конечно», - сказал он, - «они оба были там, чтобы отпраздновать её день рождения, верно? Оба её милашки», - с горечью сказал он и снова начал всхлипывать.