Любовь, или Пускай смеются дети

Все мамы считают, что морская вода – лучшее лекарство от простуды. Они свято верят в то, что двух недель на Черноморском побережье достаточно для того, чтобы прожить следующий учебный год без осложнений. Но… эти странные женщины категорически против того, чтобы дети находились в море круглосуточно. Складывается ощущение, что наши мамы плохо знакомы с математикой. Учебный год длится с сентября по июнь – это, на всякий случай, девять месяцев, – а отпуск на море длится всего две недели. Закономерный вопрос: сколько должен просидеть в воде среднестатистический школьник, чтобы перекрыть дефицит солнца, йода и морской воды? Ну, явно не пятнадцать минут, это точно!

У моей мамы на сей счет было совершенно другое мнение, поэтому приходилось изворачиваться изо всех сил. Например, делать вид, что я не слышу, как она кричит мне с берега: «Давай, выходи!» Или, как только выползешь из воды, сразу падать на песок, чтобы потом смыть его в море. Должна же я была как-то продлевать себе удовольствие?! Да и потом: что делать на пляже, если не купаться? Только есть.

Нам с мамой очень нравилась кукуруза. Но не от первого встречного, а от торговца по имени «дядя Саша». Когда он появлялся, все улыбались. А мама его вообще называла «облаком в парусиновых штанах и соломенной шляпе». У «облака» – ярко-голубые глаза и беззубый шамкающий рот. Торговаться с «дядей Сашей» было бесполезно: мы пробовали. Брал он дорого, потому что товаром своим гордился: початки были крупные, хорошо проваренные и всегда горячие. Съешь такой один – и полдня сыт.

Будь моя воля, я бы совсем не уходила с пляжа. Какая разница, где солнце светит?! У воды даже лучше, но мама уверяла меня в обратном и зачем-то накрывала нам обеим плечи полотенцем. Как это укрепляло мое здоровье, не ясно, но проще было согласиться, чем спорить. Соответственно, когда моя любознательная мама заявила, что наступило время осуществить мечту, я тут же поинтересовалась, чью. Выяснилось, что мамину, хотя до отъезда в Крым эта мечта была моей собственностью.

– «Больше всего на свете я хочу научиться ездить на лошади!» – дразнила меня мама и просила сопровождать ее на конеферму, потому что ей, видишь ли, страшно. «Ты боишься лошадей?» – от счастья со мной чуть было не случился удар. «С какой стати? – возмутилась она. – Я просто боюсь идти одна в незнакомое место!» Вот это логика: значит, чтобы перестать бояться незнакомых мест, нужно прийти в это незнакомое место.

Дорога туда была недолгой, но запоминающейся: палило солнце, из-под ног выстреливала саранча, и каждый выстрел сопровождался оглушительным маминым визгом. «Пойдем домой», – хотелось мне предложить ей, но вместо этого я просто затыкала уши, когда она начинала кричать.

– Тебе не страшно?! – мама, видимо, подозревала меня в том, что я притворяюсь. А мне и правда не было страшно: ну прыгают и прыгают, стрекочут. Мне лично они нисколько не мешали. Саранча как саранча, просто большие кузнечики. Мне их даже жалко стало: это я могу мамины крики переносить, а насекомые – не знаю. Наверное, у них сердце от них разрывается, просто сказать не могут.

Зато работники конефермы могут. Им все равно, что о них подумает моя мама. Она у них здесь в Крыму не хозяйка, побудет две недели и уедет. А им оставаться, поэтому они не обращают внимания и делают свое дело, невзирая на мамин визг. Но все равно он их отвлекает. И не только их, но и всех обитателей фермы. Например, пони-альбиноса с градусником в попе.

Сейчас-то я уже знаю, что ничего странного в этом нет: у животных так температуру меряют, потому что у них нет рук, только ноги или лапы. А если нет рук, значит, нет и подмышек. Значит, градусник не поставишь. Поэтому ничего удивительного.

На конеферме, кроме двух человек в загоне с больным пони и еще одного модно одетого парнишки из числа тех, о которых бредят мои одноклассницы, никого не было. Последнего мамин визг нисколько не побеспокоил. Он даже не повернул головы, когда мы к нему приблизились. Так и стоял, согнувшись над ванной, полной воды, и что-то в ней полоскал, приговаривая: «Не боись. Щас. Уже все».

– Сумасшедший, – шепнула мне мама, схватила за руку и потащила под навес, сиротливо стоявший прямо посреди фермы.

– Зачем только мы сюда притащились?! – задала она риторический вопрос и уселась на лавку.

– За мечтой, – напомнила я маме и села рядом.

Кстати, парень мне сумасшедшим не показался. Зато моя мама никак не могла успокоиться и все время вскакивала с места и пыталась разглядеть, что же тот там делает.

– По-моему, он моет котят, – предположила она, а потом добавила: – Или топит… Надо немедленно прекратить это безобразие!

«Живодер» реабилитировался раньше, чем до него добралась моя разгневанная мама. На вытянутой руке у него висела драная каракулевая варежка с вытаращенными глазами-пуговицами и синим животом. «Варежка» подергивалась в руках спасателя и нежно поскуливала.

– Выкинули, черти, а она породистая, – объявил «живодер» и протянул маме псину: – Подержите, будьте добры!