Любовь императора: Франц Иосиф

Графиня брызгает водой в лицо императрицы. Та поднимает веки. По глазам видно, что она уже не жилец на этом свете. Врача поблизости нет, только фрау Дардалле, которая некогда была сиделкой и теперь хлопочет около раненой. Подходит капитан Руке. Судно ещё не отплыло. Ему стало известно, что какая-то дама упала в обморок, и он, не подозревая, кого видит перед собой, советует графине немедленно снять её с парохода и отправить назад в гостиницу. Но ему отвечают, что в данном случае речь идёт всего лишь об обмороке из-за пережитого страха. Всё это происходит рядом с машинным отделением. Там очень жарко. Капитан предлагает воспользоваться забронированной каютой, но предпочтение отдаётся свежему воздуху. Трое мужчин поднимают императрицу на верхнюю палубу и укладывают её на скамью. Фрау Дардалле пытается привести её в чувство. Графиня Штараи расстёгивает ей платье на груди и вкладывает в рот императрицы кусочек сахара, смоченного спиртом. Слышно, как Елизавета раскусывает его. Затем она открывает глаза и хочет подняться.

   — Вам лучше, Ваше величество?

   — Да, благодарю.

Императрица приподнимается на скамье и садится; она озирается кругом, словно пробудившись от глубокого сна, и спрашивает с удивительно трогательным выражением лица:

   — А что, собственно говоря, произошло?

   — Вашему величеству было немного не по себе, однако теперь вам уже лучше, не правда ли?

Никакого ответа. Елизавета опускается на скамью и больше уже не приходит в сознание.

   — Разотрите ей грудь!

Разорвав одежду на несчастной, графиня Штараи с ужасом обнаруживает на батистовой рубашке императрицы коричневатое пятно размером с серебряный гульден, а в середине его — маленькое отверстие, а под ним, над левой грудью крошечную ранку с небольшим количеством запёкшейся крови.

   — Ради Бога, мадам, — говорит графиня, обращаясь к фрау Дардалле, — взгляните сюда, её убили!

Пароход тем временем отвалил от пристани и взял курс на восток. Графиня просит позвать капитана.

   — Ради всего святого, прошу вас скорее пристать к берегу! Дама, которую вы здесь видите, императрица Австрии! Она ранена в грудь, и я не могу оставить её умирать без врача и священника. Пожалуйста, причаливайте в Белльвю, я доставлю императрицу в Треньи, к баронессе Ротшильд.

Капитан отвечает:

   — Врача там не найдёшь, да и экипаж отыскать нелегко.

Решают немедленно возвращаться в Женеву. Из двух весел и шезлонга сооружают импровизированные носилки. Графиня Штараи в отчаянии стоит на коленях возле своей госпожи, отирает капли пота, стекающие по её бледному лицу и прислушивается к дыханию Елизаветы, в котором уже слышны предсмертные хрипы. Елизавету укладывают на носилки, укутывают покрывалом и шестеро мужчин поднимают носилки, а седьмой держит над её головой раскрытый зонтик. Графиня Штараи, убитая горем, идёт рядом, со страхом замечая, как императрица, не открывая глаз, беспокойно крутит головой из стороны в сторону..Значит, она ещё жива, значит, ещё есть надежда.

Императрицу доставляют в ту самую гостиницу, где она накануне провела ночь. Её укладывают на кровать. Первое время ещё слышны хрипы, вырывающиеся из горла Елизаветы, потом они прекращаются. Воцаряется полная тишина. Врач находится здесь же. Это доктор Голаи, и с ним ещё один господин по имени Тайссет. Врач пытается ввести в рану зонд.

   — Ещё есть надежда? — со страхом спрашивает врача графиня Штараи.

   — Нет, мадам, никакой, — печально отвечает он.

   — Но, может быть, всё-таки есть... Испробуйте все средства, чтобы вернуть её к жизни!

С умирающей снимают одежду и обувь. Помогают в этом владелица гостиницы мадам Майер и какая-то бонна-англичанка. Однако всё напрасно. Прибывший священник отпускает императрице грехи. Все опускаются на колени и читают молитвы. Врачу остаётся только констатировать смерть Елизаветы, он делает для этого небольшой надрез на артерии правой руки. Ни капли крови... Всё кончено. Императрица лежит умиротворённая и счастливая, почти красивая и молодая, лёгкий румянец окрашивает её щёки, а на губах играет тихая улыбка, такая же тонкая и обворожительная, какая восхищала множество людей, когда Елизавета была жива.