Любовь инженера Изотова

- От он прижимистый. У него и главный механик такой. У него главный механик лопаты на чердаке спрятал и забыл... спрятал и забыл...

Толстяк, довольный, хохотал.

- Конечно, нам приходится прятать да припасать, не то что тебе... Ты поноешь в обкоме, тебе и дадут. Ты такой - одень меня, укрой меня, а усну я сам. А я, товарищи, в таких же условиях нахожусь, только меня никто не жалеет...

- Ты мне скажи, у тебя трава растет? - с каким-то особенным выражением лица проникновенно спросил Вячеслав Игнатьевич.

- Ну, растет, - ответил толстяк, глядя на окружающих так, как будто этот ответ был неслыханно остроумным, и повторил: - Ну, растет.

- Вот то-то, что у тебя трава растет, а у меня не растет, - с печальным торжеством объявил Вячеслав Игнатьевич и рассмеялся, что так ловко посрамил товарища. На самом деле, какое могло быть сравнение, когда в его местах всю траву выжигает, а у толстяка поля и луга вокруг цветут.

Они еще некоторое время препирались - "у тебя трава растет, а у меня не растет" - под дружный смех присутствующих.

- Ты любимчик в главке!

- А ты куркуль, ох куркуль, ты мне какие трубы послал, когда я тебя попросил?

Толстяк победоносно оглядел стол.

- А что же вы думаете, дорогие товарищи, что я хуже себе оставлю, а лучше соседу пошлю, что я такой глупый, по-вашему? Что я идиот? На кого ни доведись...

- Тебя за прижимистость небось с ярославского-то завода и сняли! Нанеся противнику такой удар, Вячеслав Игнатьевич принялся усиленно потчевать Тасю икрой.

- Его не снимали, а культурно передвинули, - сказал Андрей Николаевич.

Все смеялись, и Тася смеялась, два директора продолжали переругиваться. Герман Иванович принял участие в этом споре, высказавшись в том смысле, что теперь плохо и тому и другому: "совнархоз не главк", "от совнархоза лопаты на чердаке не спрячешь".

Терехов смеялся своим обаятельным мальчишеским смехом, но в споре участия не принимал. Те двое от всего сердца ругали друг друга и хохотали.

Раздался звонок, вошел еще гость, в украинской расшитой рубашке и высоких сапогах, бритоголовый, с дубленым морщинистым лицом, сказал "мое почтение" и остановился в дверях.

- Садись, садись с нами, Дмитрич, - пригласил его толстяк, - выпей, расскажи, что видел.

- Ну, я все обошел, - сообщил вновь пришедший и сел возле толстого директора. - Все как есть.

- Ну и какое твое впечатление? - спросил Терехов и шепнул Тасе: - Это его рабочий-ремонтник, - Терехов кивнул на толстого директора, - он его привез как передовика. Вообще старый хороший рабочий.

- Я так скажу, Никанор Ильич, не лучше нашего. Я все обошел. И как же они чистят трубы? Как при царе Иване. Колпаки сымают руками, теплообменники сымают руками.

- Да ну? - Довольный, толстяк покатился со смеху.

- Он на подмосковный завод ездил, по обмену опытом, - негромко пояснил Тасе Терехов.

- Не верите! В этом-то деле я петрю. - Рабочий постучал себя по лбу. Вальцовка, правда, у них электрическая.

- Ну и что? - спросил его директор.

- Фасону много, а так-то хуже нашего.

- Чем же?

- Ключи сами делают. Откуют шестигранник, приварят ручку - вот тебе и ключ.

- Да бу-удет тебе...

- Не верите! Видимости очень много. У нас так не особо форсисто, но порядку больше. Верно, Никанор Ильич.

- Вот лесть неприкрытая, - засмеялся Терехов, - а, Дмитрич?

- Не лесть, - с достоинством отозвался Дмитрич, - ничего подобного, Андрей Николаевич. Мне ребята московские говорят: иди выруби прокладку; а я говорю: а я кувалду твою взял бы и закинул. Инструмент - первое дело.

- Митричу штрафную, - сказал его директор.

Дмитрич выпил, закусил парниковым розовым помидором.

- Мы с Митричем скоро тридцать лет вместе на заводах на разных работаем, где только не побывали... Он вот знает, какой я директор...

- Упрямый бамбук! - сказал Вячеслав Игнатьевич, светясь простодушной наигранной улыбкой. - Вот какой ты директор, я знаю, спросите меня.

Ему хотелось продолжать игру. Все дружно засмеялись.

- Но резервы мощности они вскрывают, это надо отдать, - сказал Дмитрич, все продолжая о подмосковном крекинг-заводе, - и автоматикой занимаются, это от них не отымешь.

- У нас сейчас очень много талых вод, - задумчиво сказал толстый директор, обращаясь ко всем и ни к кому.

- Такой сегодня год, уж Урал - ручей, воробей перейдет, а на одиннадцать метров поднималась вода, - поддержал разговор Дмитрич.

Терехов шепнул Тасе:

- Не скучай.

Но она не скучала. Андрей Николаевич был рядом с нею, она не могла скучать, не имела права. А до остальных ей нет дела.

Андрей Николаевич спросил у нее:

- Что новенького в театрах столицы?

- Когда я жил в Сибири, то там приезжающие артисты обязательно считают своим долгом петь про священный Байкал, - сказал Никанор Ильич, толстый директор.

- А в Башкирию когда приезжают, исполняют танец с саблями, это уж обязательно, это для Башкирии главный номер, - засмеялся Герман Иванович.

- Я должен быть рядом, - шепнул ей на ухо Терехов, - я люблю тебя.

Тася залилась краской, оглянулась, не слышал ли кто, но за столом шумели и смеялись.

- Ох, интересно у нас там жизнь протекала! - Дмитрич вспоминал строительство завода в Орске.