Любовь, исполненная зла

Но всё-таки Р. Р. и от Окуджавы на фотографии отодвинулся, как чуял, что Окуджава пойдёт по стопам Евтушенко, предаст идеалы Революции и отречётся от великого ленинского завета о том, что мы должны научить «кухарку управлять государством».

Оно так и вышло: вскоре Роберту Ивановичу пришлось испить чашу разочарования, когда он прочитал стихотворенье Булата в демократической газете «Литературные вести», редактируемой Валентином Оскоцким, ставшим известным после того, как он научился во время митингов 90-х годов на Манежке громче всех кричать: «Фашизм не пройдет!»:

Кухарку приставили как-то к рулю,

она ухватилась, паскуда,

и толпы забегали по кораблю,

надеясь на скорое чудо.

Кухарка, конечно, не знала о том,

что с нами в грядущем случится.

Она и читать-то умела с трудом,

ей некогда было учиться.

Кухарка схоронена возле Кремля,

в отставке кухаркины дети.

Кухаркины внуки снуют у руля:

и мы не случайно в ответе.

Прочитал Роберт этот паскудный антинародный стишок и закручинился: вот и Окуджава предал Ленина, скурвился, а ведь писал в калужской книжке:

Всё, что создано нами прекрасного,

создано с Лениным,

всё, что пройдено было великого,

пройдено с ним.

И в стихотворенье «В музее Революции» клялся:

Я по прошлому иду —

я его не подведу.

И людей труда из простонародья, комбайнёров, убирающих хлебное поле, уважал:

И когда вы хрустите жаркой

хлебною коркою, знайте,

Сашка не дрейфит,

он железно стоит у руля…

«Да, — размышлял Роберт Иванович, глядя на огоньковскую фотографию, — надо было отодвинуться от ренегата и руку снять с его плеча. Но сукин сын Коротич настоял на этой композиции. У него, кстати, тоже есть поэма о Ленине — «Том 54″ — об очередном томе ленинского собрания сочинений. Но не выдержал, пересмотрел убеждения, пошёл по антиленинской дорожке, как и Олжас Сулейменов… А какая у Олжаса была замечательная поэма «От января до апреля», к столетию со дня рождения Ильича написанная! Как смело эти нацмены подходили к ленинской теме с такой стороны, с которой ни один из нас, московских поэтов, подойти не решался:

Его таким нарисовал Андреев,

его один бы бог не сотворил.

Арийцы принимали за еврея

его, когда с трибуны говорил.

Он знал, он видел, оставляя нас,

что мир курчавится, картавит и смуглеет…

……………………………………………………………………………

Он, гладкое поглаживая темя,

Смеётся хитро, щуря глаз калмыцкий.

Разрез косой ему прибавил зренья,

Он видел человечество евреев».

Вспомнил эти стихи Роберт Иванович и расстроился: «Нет, не разрешала нам в Москве цензура, ни за что не разрешала такое написать и напечатать! Это только им, нацменам, можно было своё мнение иметь по национальному вопросу. Вроде идеология у нас одна, цензура одна. «По национальности я советский!» — что, плохо, что ли у меня сказано? Но только Олжасу, моему другу, дозволяется утверждать, что в будущем всё человечество станет «евреями». Ну разве не обидно?»

Роберт вздыхал и вспоминал слова близкой ему верной и мудрой женщины:

«Не горячись, Роба, ещё неизвестно, как жизнь обернётся. Вспомни, что партия доверила тебе как настоящему «шестидесятнику» в 27 лет руководить крупнейшим идеологическим отрядом — московской писательской организацией, что ты член партии, что с 1957 по 1982 год ты издал 70 стихотворных сборников, что ты лауреат Государственной премии СССР. Ты же настоящий советский человек, сам писал в стихотворении «О национальности»:

Мне земля для жизни

более пригодна

после Октября

семнадцатого года!

Я в Державу верую —

Вечную эту

Красную по смыслу,

по флагу,

по цвету.

Никогда не спрячусь

за кондовой завесой,

по национальности

я —

советский.