Любовь к человеку-ветру

Но Павловский уже не мог говорить. В кадре действительно была Маша. Как же хорошо он знал и этот небрежный поворот головы, и теплый взгляд карих глаз. Это его женщина! Его! Она не может быть ни с кем другим, кроме него самого! Она не должна стоять рядом с каким-то Задворьевым, у которого все равно отберут квартиру, а самого выбросят на помойку! Теперь уж обязательно отберут и выбросят! Он, Александр Павловский, сделает для этого все! Он скажет Равилю, что не справляется с заданием, что мужик оказался тертым калачом, что нужна помощь… В конце концов, можно прямым текстом рассказать о Маше. И Равиль непременно поможет! Он всегда помогал в трудных ситуациях! В конце концов, он, Александр, готов купить этому дембелю квартиру на свои деньги! Черт с ними, с Мальдивами и динозаврами! Они останутся с Машей жить в его двухкомнатной! Пусть! Лишь бы только она была рядом!!

Именно в этот момент Павловский впервые ощутил, что у него есть сердце – не как гипотетическое нечто – вместилище души и, возможно, совести, а в качестве обычного органа человеческого тела, который может болеть и ныть – не чета челюсти, а так, что хоть «Скорую» вызывай. Как ни крути, а ему уже пошел шестой десяток… Александр Григорьевич схватился за левую сторону груди, чтобы унять бешеное биение сердечной мышцы.

– Вам плохо? – с ужасом спросила Эльза.

Павловский посмотрел на нее дикими глазами и прошипел:

– Да я тебя уничтожу, девка ты панельная…

– За что?! – неприязненно спросила девушка, которая уже почти справилась с собой, и в глазах у нее опять полыхнуло холодное жалящее пламя.

– За то, что ты работу завалила!!! Не смогла, дрянь подзаборная, влюбить в себя этого мужика, и он теперь с Машей…

Александр Григорьевич в один прыжок подскочил к Эльзе, схватился за густые волосы и, вывернув ей шею, притянул к себе. Глядя в расшившиеся от ненависти глаза с растекшейся косметикой, он четко проговорил:

– Ты вывернешься наизнанку, Эльза, но что-нибудь непременно придумаешь! Иначе все… каюк тебе, девка… кранты… В общем, я сейчас еду в «Опал», а ты моешь свою морду, красишь ее заново и дуешь к клиенту!

– Сегодня же вторник… Он на работе… – просипела девушка.

– Ну и что?! У тебя ключи есть! Подождешь его! Встретишь… уж как умеешь… голой или там… в своих шнурочках… В общем, так, чтобы он думать забыл обо всех других женщинах на свете, поняла?!

– А если он придет с той… которая на фотках?

– А вот если с той… То ты уж будь любезна… – Павловский особенно сильно дернул девушку за волосы, – …покажи, насколько вы с клиентом близки… Той женщине это вряд ли понравится… Она сама уйдет… Я надеюсь… А уж ты там времени зря не теряй! Усвоила, дешевка?!

– Я не дешевка, – змеей прошипела Эльза. – И вы скоро это поймете… оба…

Пропустив мимо ушей ее слова, Павловский так резко оттолкнул девушку от себя, что она отлетела к стене и вроде даже ударилась о нее головой, но Александра Григорьевича это уже не интересовало. Он сунул в карман Эльзин мобильник, который еще сжимал в руке, и вышел из своего кабинета, чтобы ехать к Равилю. Большой надежды на Эльзу он не возлагал. Разница между Машей и дешевой шлюхой Эльзой настолько велика, что у него не оставалось сомнений в том, кого выберет этот мужик. Зато последняя своей вульгарной изысканностью вполне может отпугнуть Машу от Задворьева, что Павловскому весьма на руку.

Выйдя из кабинета, он, разумеется, не мог видеть, как смотрела ему в след Эльза. В ее взгляде была уже не только ненависть к боссу, но и лютая злоба загнанной волчицы. Девушка еще раз вытерла руками набежавшие слезы, окончательно размазав по лицу косметику, и размеренно, будто заклинание, произнесла:

– Вы еще пожалеете об этом, Александр Григорьевич! Я такое не прощаю! Я вам обоим устрою… Вы вместе с Задворьевым век меня помнить будете!

Возле казино «Опал» стояло несколько милицейских машин с мигалками. Первым желанием Павловского было повернуть обратно, но он вовремя сообразил, что приехали они явно не по его душу. Что же стряслось у Равиля? Впрочем, долго думать о чужих неприятностях Александр Григорьевич не привык. Свои беды перекрывали дыхание. Ему без конца представлялась Маша в объятиях Задворьева.

Александр Григорьевич сидел в машине и нервничал. Конечно, надо быть идиотом, чтобы соваться в «Опал», пока там менты. С другой стороны, уходят драгоценные минуты. Он уже жалел, что не взял у дуры Эльзы ключи и не поехал на квартиру Задворьева сам. Уж он бы придумал что-нибудь получше, чем эта девка… уж непременно… Он не отдаст так запросто Машу…