Любовь к истории питая

Сергей Каменев ЛЮБОВЬ К ИСТОРИИ ПИТАЯ Портрет писателя Валентина ПИКУЛЯ

*

Художник Валерий ЗАВЬЯЛОВ

© Издательство «Молодая гвардия».

Библиотека журнала ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»,

1989 г. № 6 (369).

Выпуск произведений в Библиотеке журнала ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» приравнивается к журнальной публикации.

Имя писателя Валентина Пикуля обрело известность не только в нашей стране, но и за рубежом. Книги его вызывают противоречивые споры, но все же увлекают как людей старшего поколения, так и молодежь, которая все более пристально обращается к истории нашего Отечества.

Книга Сергея Каменева вводит нас в творческую мастерскую Валентина Пикуля. Мы присутствуем при размышлениях писателя о назначении литературы, о воспитании чувства любви к Родине, об истоках патриотизма и преданности своему делу.

Дружеское общение автора с семьей писателя, лично с Валентином Пикулем в течение нескольких лет позволило Сергею Каменеву подметить и выделить те увлекательные детали жизни и творчества писателя-историка, которые помогают нам более ясно представить широту и смысл его работы.

Каждая встреча с новым романом Валентина Пикуля — это радостное открытие. Встреча же с самим писателем — эта та самая счастливая случайность, которая искренне радует и вдохновляет на свершение добрых дел.

Хочется пожелать читателям по-настоящему праздничной встречи с Валентином Пикулем в книге С. Каменева.

Владимир ФИРСОВ

Глава 1 НА ВАХТЕ ВЕКОВ

Пикуль Вал Саввич (р 1928), рус сов писатель Романы на исторические сюжеты. «Пером и шпагой» (1972), «Слово и дело» (1974–1975)

Советский энциклопедический словарь. М., 1985.

Сохранилась фотография пятидесятых годов, случайно снятая Владимиром Михайловичем Станкевичем, бывшим юнгой, знавшим Валю Пикуля. Вот как он сам вспоминает об этой встрече…

«…Все это случилось в 1958 году в Ленинграде, где-то в конце июня. Я был на сессии заочников ЛИКИ. Была у меня мысль стать звукооператором, но после 3-го курса оборвалась. Так вот, в выходной от занятий день я с родственниками (жившими тогда в Ленинграде) поехал на Кировские острова. Со мной был фотоаппарат. Прогуливаемся, и вдруг вижу объявление: «В летнем читальном зале встреча с писателем Пикулем». По времени — встреча уже идет. «Океанский патруль» я уже прочел. Родственники побоку, ищу читальный зал. Успел к самому окончанию. Когда все разошлись, я подошел к Валентину и представился, он был рад такой встрече. Пошли мы к Казанскому собору. Вот здесь-то я, видно, вспомнил о фотоаппарате. (И почему не вспомнил о нем, когда были у памятника «Стерегущему»?) Снимок сделан на углу Невского. Из разговоров с Валентином помню его жалобы на большие мытарства с изданием «Океанского патруля». Вернувшись домой, сделал и выслал фотографии и получил в ответ «Океанский патруль»…»

«Дорогой мой друг! Посылаю Тебе свой роман «Океанский патруль», только извини, пожалуйста, что дарственный экземпляр в таком виде — заклеен титул и прочее: другого, пойми, не было. Мне было очень приятно встретиться с Тобой, таким же юнгой, как и Твой покорный слуга, и я буду рад, если мой скромный подарок придется Тебе по душе. Желаю Тебе и Твоему семейству интересной и богатой жизни, здоровья и покоя. Остаюсь Твой Валентин Пикуль. 21.07.58 г.».

Первое впечатление при знакомстве с писателем необычное. Сразу же начинаешь чувствовать, что оторвал ты его от какого-то важного занятия, которое несло ему удивление и восторг. В этот момент Пикуль кажется замкнутым. Однако взгляд его открыт и устремлен на вас, словно он спрашивает, насколько пришедший человек будет искренен и интересен.

К Валентину Пикулю приходят многие. И у каждого из них своя боль, своя тревога, но каждый уверен, что ПИКУЛЬ поможет. И когда писатель проникает в суть дела, когда он сам пропитывается волнением рассказчика, он раскрепощается, его увлекает одержимость, и можно с уверенностью сказать, что мысли его в этот миг унеслись в иные времена, откуда никогда бы не донесся спасительный крик, но откуда им можно проложить тропу.

И у меня с писателем были беседы, когда вдруг я чувствовал, что Валентин Саввич открывал свои раны, о которых не говорил, может быть, и своим близким. И брала горькая досада, что лишен ты возможности помочь. Писатель сам успокаивался, говоря, что покой и терпение его могут спасти. Он слишком много пережил и слишком мало находил успокоения.