У Толстого был даже перегиб в противоположную сторону. Он считал, что вообще всякий патриотизм вреден и опасен:
Дурной, крикливый, кичливый «патриотизм» отвратителен. Чехов, повесть «Степь»:
(Это из квазинародной песни времен Николая Палкина:
Ладно, не буду тратить буквы на бичевание дурного «патриотизма» (только в кавычках его и употреблять). Жители России на него каждый день по телевизору любуются. Вот вам несколько картинок из интернета, enjoy – и хватит.
Картинная галерея «патриотизма»
А вот на патриотизме без кавычек давайте остановимся подробнее.
Не всякий достойный человек – патриот. (Непохоже, чтобы мать Тереза была шумной патриоткой родной Македонии; для апостола Павла не было ни иудея, ни эллина; про Л.Толстого см. выше).
Но всякий настоящий патриот – человек достойный. Потому что хочет сделать более достойной свою страну. Вот по этому параметру и только по нему нужно вести счет, кто патриот, а кто нет.
Осталось лишь определить – что такое «достойная страна».
Предлагаю следующие критерии, по которым можно измерить достоинство страны: чем больше баллов, тем оно выше.
1. Все без исключения жители имеют максимально равные стартовые шансы для самореализации.
2. Те, кто не может заботиться о себе сам или нуждается в помощи, получают ее от государства.
3. Гражданам
4. Страну любят и поэтому уважают в мире (именно так, а не «боятся и поэтому уважают»). То есть уважают за науку, культуру и великодушие, а не за атомную бомбу.
Кто работает на повышение хотя бы одного из этих показателей, тот и патриот. Даже если терпеть не может слова «патриотизм» и от нелюбви к пафосу говорит про Родину «эта страна».
И кстати: сколько баллов по десятибалльной шкале вы поставили бы сегодняшней России на каждом из этих четырех экзаменов?
Фандорин XV
21 апреля, 2:33
Восемнадцать лет назад, 1 апреля 1997 года, я вдруг понял, что буду писать роман. Я ехал на автобусе с кладбища. Незадолго перед тем умер отец и надо было заниматься всякими печальными могильными делами. Настроение у меня было соответствующее поездке.
Я думал про отца, улыбался, вспоминая связанное с ним смешное (он был легкий, веселый человек, у него и на поминках все то плакали, то смеялись); потом стал думать про несмешное – про книгу «Писатель и самоубийство», которую я в то время писал и которая совсем придавила меня своей тяжестью. Утром перед поездкой я штудировал «Дневник писателя» Достоевского за 1876 год (там много про суицид) и в примечаниях прочитал про молодого москвича, застрелившегося в Александровском саду – на Федора Михайловича эта драма произвела большое впечатление.