Любовь к родителям

Так что не мое продвижение по службе, а другое поколебало замечательную теорию о неполноценном сыне и потребовало ее творческого пересмотра – я умел кое-что делать в обычной жизни, за что отец многословно хвалил других людей и чего никогда бы не смог сделать сам. Предполагалось, что и я не должен этого уметь. Поэтому отец одно время досконально выяснял у меня малоинтересные для него подробности. Например.

– Что ты сделал в телевизоре, почему он заработал? – спрашивал меня отец.

Я уже кое-что понимал и играл, отвечал поэтапно.

– Ну, я снял крышку, протер пыль, проверил предохранители…

– Так ты ничего не сделал, телевизор сам заработал?! – не выдерживал и радостно восклицал отец.

– Да нет, я еще поменял один электролит и одну лампу, ремонт, конечно, небольшой…

– А-а-а, – разочарованно тянул отец и прекращал разговор.

Когда я построил дом на даче, то отец, войдя в новостройку и оглядываясь на посторонних, спросил презрительно:

– Не упадет?

Дача потянула автомобиль «Запорожец», купленный с большим трудом, в основном на одолженные родителями у их знакомых деньги. Деваться было некуда, без машины дорога на дачу занимала четыре-пять часов со многими пересадками, с грузом в руках. Зато это дало повод отцу всем объяснять, как плохо я вожу машину, и как он боится со мной ездить.

Вот в такой обстановке теоретического дискомфорта – вроде и чинит, и строит, и водит, а вместе с тем слова доброго не стоит – в голове бойца идеологического фронта и родился тезис "сам-то он дерьмо, но вот руки у него хорошие".

Это объяснение моих успехов в разных областях было легко и благодарно принято мамой. Теперь она могла, чтобы поддержать разговор с друзьями, похвалить меня, не вообще, конечно, а за отдельные достойные похвалы поступки, и при этом обязательно добавляла: "С его руками…" (ведь истинную мою цену она знала).

Отца эти похвалы доводили до белого каленья, автор чувствовал уязвимость обновленной теории. Во всяком случае, отец не стал смотреть второй этаж…

Уместно заметить, что, отзываясь о ком-либо "хорошие руки", хвалят весь биологический комплекс, в первую очередь, голову, а не одни только конечности. Мои же родители имели в виду исключительно кисти рук, предплечья и плечи, ни в коем случае не более того. Голова моя по-прежнему была недостойна открывать рот и говорить.

Перейдя из категории "руки хилые, но грубые" (то есть негодные для тяжелой работы, но способные что угодно сломать) в категорию "хорошие руки" я повысил свой статус, но строго в указанных пределах. Мне поручали разные работы или соглашались меня допустить, когда я сам набивался. Как-то я вызвался починить родителям холодильник. Были такие холодильники «Ока-6» первых выпусков с автопоилкой снаружи на дверце. Эти автопоилки отказывали очень быстро у всех холодильников, их потом перестали ставить. Мне захотелось автопоилку исправить. Я начал работать, а потом сообразил, что не нужно этого делать, отец и так стал часто простуживаться, а тут будет постоянно хлюпать холодную воду. Эти соображения я высказал вслух.

С отцом случилась истерика.

– Делай то, за что взялся, – визжал он. – Сделай, почини, исправь, чтоб я мог тебя уважать. А твои рассуждения, достойные быдла, я могу услышать от любой уборщицы Марьи Семеновны.

Марией Семеновной звали катину мать, мою тещу, но она была не уборщицей, а лифтером. Так что, произнося это имя, мой отец имел в виду не свою сватью, а отвлеченный хамский персонаж.

Автопоилку я чинить просто не стал, все-таки умнел с годами.

Я – инженер и знаю, что такое "золотые руки". Есть люди с замечательными руками, но я, к сожалению, не из их числа, хоть и не совсем безрукий, «не умеющий гвоздя забить», каким был мой отец. Правда, я увлекаюсь, пытаюсь проникнуть в суть работы. Это у меня от матери и от ее матери. Так я увлекся стройкой на садовом участке. Начав с самого примитивного, к моменту отделки второго этажа я достиг уже малой плотницкой квалификации и на втором этаже позволил себе некоторые фантазии, тем более что были деньги на «вагонку» и прочие дорогие материалы.

Второй этаж получился удачный, вызвал интерес соседей. Мне даже пришлось устроить презентацию.

Так вот, отец, проживая из года в год несколько летних недель в том же доме на первом этаже, не захотел подняться наверх и посмотреть на комнату в мансарде над его головой. Боялся очередного удара по теории "хорошие руки" и сопутствующих неприятных ощущений. Не увидел этого моего достижения до самой своей смерти.

Глава 14. ПОСЛЕДНЯЯ

Отец очень сильно болел больше двух лет. По несколько раз в году лежал в больницах, в разных отделениях, где его лечили от разных болезней. Мать ухаживала за ним самоотверженно, эти два года жизни подарила отцу она. Перевязывала, мыла, делала уколы и ставила клизмы, ездила каждый день в привилегированную больницу, в которую отца клали как мужа литератора, полтора часа в один конец.

Летом мне удавалось иногда увозить маму на дачу, чтобы она хоть чуть-чуть отдохнула. В это время за отцом ухаживали мы с женой, и отец спрашивал.