Съ зарания въ пятъкъ потопташа поганыя плъкы Половецкыя и, рассушясь стрѢлами по полю, помчаша красныя дѢвкы Половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты[67]; япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотомъ и грязивымъ мѢстомъ, и всякыми узорочьи ПоловѢцкыми. Чрьленъ стягъ, бѢла хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружие – храброму Святъславличю!
Дремлетъ въ полѢ Ольгово хороброе гнѢздо. Далече залетѢло! Не было онъ обидѢ порождено ни соколу, ни кречету, ни тебѢ, чръныи воронъ, поганый Половчине! Гзакъ бѢжитъ сѢрымъ влъкомъ, Кончакъ ему слѢдъ править къ Дону Великому.
Другаго дни велми рано кровавыя зори свѢтъ повѢдаютъ, чръныя тучя съ моря идутъ, хотятъ прикрыти 4 солнца, а въ нихъ трепещуть синии млнънии. Быти грому великому, итти дождю стрѢлами съ Дону Великаго! Ту ся копиемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти о шеломы Половецкыя, на рѢцѢ на КаялѢ, у Дону Великаго.
О Руская землѢ! Уже за шеломянемъ еси!
Се вѢтри, Стрибожи внуци, вѢютъ съ моря стрѢлами на храбрыя плъкы Игоревы. Земля тутнетъ, рѢкы мутно текуть, пороси поля прикрываютъ, стязи глаголютъ: Половци идуть отъ Дона, и отъ моря, и отъ всѢхъ странъ Рускыя плъкы оступиша. ДѢти бѢсови кликомъ поля прегородиша, а храбрии Русици преградиша чрълеными щиты.
Яръ Туре ВсеволодѢ! Стоиши на борони, прыщеши на вой стрѢлами, гремлеши о шеломы мечи харалужными. Камо, Туръ, поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвѢчивая, – тамо лежать поганыя головы Половецкыя. Поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ тебе, Яръ Туре Всеволоде![68] Съ зараниа до вечера, съ вечера до свѢта летять стрѢлы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы, трещать копиа харалужныя въ полѢ незнаемѢ среди земли Половецкыи. Чръна земля подъ копыты, костьми была посѢяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Рускои земли!