Любовь к трем цукербринам

станции пространства-времени. Он не знал,

чем все это было на самом деле: его сознание

расшифровывало увиденное в привычных че-

ловеку образах.

Он был не первым живым снарядом, по-

сланным Птицами в Вепря. Вокруг того, что

представлялось Николаю развалинами круглой

колоннады, валялось множество присыпанных

красной пылью трупов — раньше он принимал

их за выступы почвы.

Это была инфернальная свалка уродцев,

гарпий и химер. Перепонки, крылья, когтистые

хвосты, многозубые челюсти, иглы, жала...

Словно бы чья-то злая воля пробовала форму за

формой, подбирая отмычку к последним вра-

там, скрещивая ангелов со свиньями... Самым

жутким, конечно, были мелкие детали — кра-

шеные завитки шерсти, сережки в раздваиваю-

щихся ушах, драгоценные кольца, продетые

сквозь веки и губы... Одежда и украшения на

некоторых уродцах предполагали, что Птицы

погубили целые цивилизации и культуры, что-

бы испытать новое острие для своего копья — а

эти живые наконечники, должно быть, раз-

мышляли при свете древних звезд, какая сила и

с какой целью вызвала их к бытию...

Но самым современным оружием был Ни-

колай — и миллионы таких, как он, уже шаг-

нувшие в пучину революций и мировых войн...

Николаю вспомнились строки его великого

тезки Гумилева:

Я кричу, и мой голос дикий,

Это медь ударяет в медь,

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть...

«А в чем, собственно, великая мысль? — по-

думал он. — Наверно, как и все великие мысли,

в себе самой. В том, что я, как носитель великой

мысли, не могу умереть. И пока я ее думаю, все

о’кей. А если на пять минут перестану? Тогда,

выходит, уже могу умереть? Как-то безрадост-

но... Однако хорошо сказано — носитель. Пти-

цы используют человека, чтобы добросить что-

то очень жуткое до этой зеленой свиньи. А что

будет с нами потом, им просто неважно...»

Николай понял это так ясно, что сомнений

не осталось. Он мог точно навестись на Творца,

найдя и увидя его у себя внутри. Длиннейшая

эволюция, венцом которой он был, с точки зре-

ния Птиц, имела один-единственный смысл:

изготовить зеркало, способное надежно отра-

зить и удержать в себе образ Создателя. Все че-

ловеческие религии со времен первых версий

единобожия были долгой и кропотливой на-

стройкой этого локатора, способного найти

Древнего Вепря в прячущей его пустоте... И те-

перь это совершенное оружие наконец было

брошено в бой.

В незримой стене, окружавшей Вепря, поя-

вилась прореха, достаточная для атаки. Окно

возможности было очень узким, но оно суще-

ствовало. И тотчас в пространстве рядом с Ни-

колаем возникла одна из Птиц.

Ее было видно только по пояс: она свесилась

из пустоты, как из скрытой бархатным занаве-

сом театральной ложи. В нее тотчас ударили со

всех сторон лучи ярчайшего света, и ее мерцаю-

щие голографические покровы стали сворачи-

ваться от нестерпимого жара. Почернел и зады-

мился клюв, белой яичницей запеклись в

небесном огне глаза, и Николаю померещи-

лось, что он чувствует запах горелых перьев. Но

Птица успела коснуться его спины коротким

красно-золотым жезлом — и исчезла.

Касание жезла было совсем легким, однако

оно с невероятной силой швырнуло Николая к

цели сквозь пространство, ставшее вдруг мно-

гослойным и плотным. Спеленавшая его ткань

пришла в движение, придав телу новую позу —

его туловище выпрямилось в одну линию с бе-

драми, а ноги еще сильнее согнулись в коленях.

Николаю показалось, что он превратился в

стальной гарпун.

Но долететь до Древнего Вепря было не так-

то просто. Николай несся к красной колоннаде

с невозможной скоростью, но, хоть Вепрь был

отчетливо виден, он не делался ближе — словно

Николаю снился один из тех снов, где самый

яростный бег не помогает сдвинуться с места.

Николай понял, в чем дело. Птицы опозда-

ли. Окно возможности закрылось: Вепрь уже

привел мир в равновесие. Теперь он мог защи-

тить себя. Нахмурив карикатурные пшеничные

брови, он начитывал заклинание, которое

должно было отбросить Николая прочь.

Но за спиной Николая (он не видел этого,

но ясно ощутил) раздался многоголосый хор

Птиц, произносящих те же самые заклятья: Пти-

цы изо всех сил направляли живой снаряд в

Древнего Вепря — волей самого Вепря. Ибо тот

так любил Птиц, что наделил их почти всеми

силами, какими обладал сам.

Это была равная схватка.

Нет, почти равная. В ней побеждали Птицы,

потому что они не любили Вепря. А Вепрь лю-

бил Птиц, и в этом была его слабость.

Две могучие воли, каждая из которых могла,

даже не заметив, распылить Николая на атомы,

соприкоснулись и нейтрализовали друг друга —

но их крошечной равнодействующей оказалось

достаточно, чтобы подтолкнуть живой снаряд к

цели.

Николай пытался как-то остановить свое

падение. Но его усилия ничего не значили на

этих космических весах. Колоннада стала при-

ближаться. А потом он понял, что Птицы про-

махнулись. Совсем чуть-чуть.

Вепрь шагнул назад и тут же исчез, а его пу-

стые одежды упали на каменное возвышение в

центре колоннады. Пюпитр со светящимися

каббалистическими листами повалился в пыль.

А Николай врезался в землю.

Боль была страшной. Николай беззвучно за-

кричал — и ушел в этот крик весь, сделавшись

просто собственным затихающим эхом, мер-

кнущим огоньком сознания.