Кеша не понимал еще деталей, но интуиция
уже указала путь: он как бы увидел нарисован-
ный легчайшим контуром маршрут — и сделал
первый мысленный шаг.
«То, что безумец мертв, совсем не делает его
менее безумным...»
Кеша подумал эту мысль медленно и ясно,
отчетливо артикулируя ее, чтобы расшэрить с
системой. Еще он на всякий случай подмешал в
нее немного оскорбленного достоинства сво-
бодного гражданина, столкнувшегося со зверем
в человеческом облике: достоинство летало во-
круг главной мысли, как голубки вокруг сердца
покойной Мэрилин.
Собеседник, как он и предполагал, ничего
не заметил.
— Кем был когда-то человек! — продолжал
Караев. — Он спускался в глубины морей, летал
в космос... А сегодня... Мы превратились в ба-
ночных сардин под электронным наркозом. Го-
ворят, что это выбор человечества. Но можно
ли считать дееспособными людей, чьи черепа
давным-давно вскрыты электронным долотом?
Наши желания, мысли, надежды и страхи толь-
ко кажутся нашими. Когда-то раньше инфор-
мационное пойло вкачивали в человеческие
души, и люди жаловались, что они под чужим
контролем. Но сегодня в нас вкачивают души,
уже заправленные информационным пойлом.
Остался один способ вернуть людям их досто-
инство — помочь им умереть...
«Меня утомила речь безумца,— отчетливо
подумал Кеша.— Понять его нормальному че-
ловеку нельзя — точно так же, как нельзя по-
нять змею или скорпиона. Вернее, человек по-
нимает их, и очень хорошо — в тот момент,
когда они его кусают. А они понимают человека
в тот момент, когда он их давит. И никакого
другого понимания между нами просто не бы-
вает...»
От собственной отваги Кеше стало страшно,
но он напомнил себе, что Караев уже мертв.
Смотреть ему в глаза, однако, все равно было
жутковато. Кеша отвел взгляд. Лучше уж гля-
деть в белую пустоту, чем в эти безумные щели
разной формы.
Стало легче. Но слова Караева продолжали
долетать до ушей.
— Так начался мой джихад,— продолжал
террорист.— Да, джихад, ибо перед тем, как
вступить в борьбу, я принял ислам и объявил
себя воином Аллаха — чтобы вдохновляться
примером героев, уже прошедших этот путь до
меня. Я взял себе имя одного из древних шахи-
дов, в котором сплелось много удивительных и
прекрасных смыслов. Пользуясь знанием си-
стемной архитектуры, я без труда затерялся в
гроздьях консервных банок, где живут сегод-
няшние люмпен-консумеры. У меня были две
портативные графические станции достаточной
мощности, чтобы подделать любой поток дан-
ных. Я знал, как подключить их к системе неза-
метно для нее. Заслоняясь фальшивыми личи-
нами, я путешествовал из бокса в бокс, меняя
партнеров, как только у тех появлялись подо-
зрения... Шахиду разрешена любая хитрость,
чтобы обмануть врага. Я знал, какими алгорит-
мами система станет искать меня, поэтому при-
нял фальшивую женскую идентичность. Да, это
было омерзительно, но я пошел на великую
жертву ради своей борьбы. Это сделало меня
полностью невидимым — мои биологические
сожители не знали, кто прячется в полуметре от
них. Ведь ты не догадывался, Ке?
Кеша даже не посмотрел на опции — только
тяжело вздохнул.
— Пользуясь доступом к полицейской базе
данных, я выбирал себе в спутники тайных ра-
бов порока, которые слишком боятся собствен-
ного разоблачения, чтобы подозревать в чем-то
других. А для того, чтобы система не заметила
странностей в моей биодате, я имперсонировал
пожилую нимфоманку, которой каждые два
часа нужен секс. Такой комплект сигнатур
очень характерен и распространен в современ-
ном мире, и подделать его проще всего. Это по-
зволяет полностью слиться с фоном. Но я хочу,
чтобы ты знал — всякий раз, когда твои нечи-
стые руки шарили по моему воображаемому
телу, я глотал слезы ненависти, шептал «Аллаху
Акбар» и укреплялся в своей решимости унич-
тожить падший мир!
«Он, вообще-то,— отчетливо и медленно ду-
мал Кеша,— вещает даже менее убедительно,
чем террористы из киносериалов. Точно так же
громит цивилизацию, ее обычаи и нравы, ссы-
лаясь на величие золотого века. Так его коллеги
обычно называют эпоху мусульманских завое-
ваний... Слушать его неинтересно — он не гово-
рит ничего нового. Куда более острую критику
современного общества можно найти, напри-
мер, в лекциях Яна Гузки. Разница в том, что
Гузка не убивает людей».
Густо, как майонезом, приправив эту мысль
презрением, Кеша понял, что глядеть в белую
пустоту ему даже нравится. Он словно стоял в
одиночестве перед снежным полем, над кото-
рым недавно утихла метель. Сестричку занесло
сугробом — наверно, уже навсегда...
Приложение, кажется, заметило, что Кеша
не смотрит на Караева — и вернуло кресло с
террористом в самую середину его поля зрения.
Надо было зацепиться взглядом за что-то дру-
гое.
Кеша поглядел вниз, и бубнящий свою за-
гробную пропаганду Караев опять исчез. Ракурс
головокружительно переменился, и Кеша снова
увидел смешных нарисованных овечек, таскаю-
щих красные одинаковые кирпичи. Они успели
наполовину построить из них вполне симпа-
тичный круглый домик, похожий не то на пе-
нек, не то на первый этаж башни. Если все вре-
мя смотреть на овечек, понял Кеша, не будет
видно Караева...
«А ведь Караев придумал и нарисовал этих