Любовь к жизни. Рассказы

– Разве человек не может иметь артистическое чутье? – вопрошал Джек из Аризоны. – Я предупреждал Фергюсона. Я насиловал свою природу, продолжая слушать его «птичек». Еще бы! Есть такие тонкие и чуткие любители музыки, которые и не по такому еще поводу укокошат. Я готов заплатить за свою артистическую чувствительность. Я могу выпить лекарство и облизать ложку; но провиант на три дня – это уж через край. Вот и все. Прошу зарегистрировать мою кончину. Приступайте к погребению.

О’Брайен все еще колебался и вопросительно поглядел на Муклук Чарли.

– Я сказал бы, судья, что провиант на три дня – это малость строговато, – заметил тот. – Но вы заведуете представлением. Когда мы избрали вас судьею в этом суде, мы согласились подчиняться вашим решениям, и мы, видит Бог, делали так и продолжаем так делать.

– Может быть, я был немного крут, Джек, – сказал О’Брайен, как бы извиняясь. – Я так раздражен всеми этими убийствами. Я согласен дать вам недельный провиант.

Он откашлялся с важностью настоящего магистрата и быстро оглядел окружающих.

– А теперь нам лучше всего пойти и закончить дело. Лодка готова. Вы, Леклер, пойдите и возьмите провиант. Остальное мы установим после.

Джек из Аризоны поглядел на него с благодарностью и, пробормотав что-то насчет «проклятых птичек», сел в лодку, которая неугомонно терлась о берег. Это был большой ялик из грубых сосновых досок, сделанных вручную из распиленных деревьев с берегов озера Линдерман, на несколько сотен миль выше, у подножия Чилкута. В лодке лежала пара весел и постель Джека. Леклер принес провиант, увязанный в мучной мешок, и бросил его в лодку. При этом он прошептал:

– Я отмерил тебе по чести, Джек. Он сам тебя вызвал на это.

– Отчаливай! – крикнул Джек из Аризоны.

Кто-то отвязал причал и швырнул его в лодку. Поток подхватил лодку и, кружа, умчал ее. Убийца не возился с веслами, довольствуясь тем, что сидел на кормовой скамейке и скручивал папиросу. Кончив, он чиркнул спичкой и зажег папиросу. Наблюдавшие с берега могли видеть тонкие клубы дыма. Они оставались на берегу, пока лодка не скрылась за поворотом на полмили ниже. Правосудие совершилось.

Граждане лагеря Ред Кау издавали законы и приводили в исполнение приговоры без проволочек, являющихся признаком мягкотелой цивилизации. На Юконе не было другого закона, кроме того, который они сами для себя издавали. Они были принуждены издать его для себя. То были ранние дни, когда процветал Ред Кау, – 1887 год, когда Клондайк с его гонками людских толп за заявками был весь в будущем. Люди из Ред Кау даже не знали, расположен ли их лагерь в штате Аляска или на Северо-Западной территории; дышали ли они под сенью «звезд и полос» или британского флага. Ни один исследователь никогда не забредал туда, чтобы указать им долготу и широту, под которыми они находились. И поскольку речь шла о государственной власти – они не знали, кому принадлежала эта власть. Что же касается закона – то это была совершенно девственная страна.

Они создали свои собственные законы; законы эти были очень просты. Юкон выполнял их декреты. На две с лишним тысячи миль ниже Ред Кау Юкон впадал в Берингово море в виде дельты шириною в сотню миль. Каждая из этих двух тысяч миль лежала в абсолютно дикой стране.

Правда, там, где Поркьюпайн впадает в Юкон, по ту сторону Полярного круга, имелся торговый пункт Компании Гудзонова залива. Но до него было много сотен миль. Ходили также слухи, что еще на много сотен миль дальше находились миссии. Однако это были только слухи. Люди из Ред Кау никогда там не бывали. Они вступали в пустынную страну через Чилкут и верховья Юкон.

Люди из Ред Кау игнорировали все мелкие проступки. Быть пьяным, распущенным, невоздержанным на язык считалось естественным и неотъемлемым правом каждого. Люди из Ред Кау были индивидуалистами и священными считали только две вещи: собственность и жизнь.

Женщин не было, и некому было усложнить их простую мораль. В Ред Кау было всего три бревенчатых барака, и большинство населения обитало в палатках или в шалашах из прутьев. Здесь не было тюрьмы, куда можно было бы заключить злодея; а жители были слишком заняты золотом – поисками его и промывкой, – чтобы пожертвовать хотя бы одним днем на постройку тюрьмы. Кроме того, весьма важный вопрос о пропитании делал невозможной подобную процедуру.

Поэтому, если человек покушался на жизнь или на имущество, его бросали в лодку и сплавляли вниз по Юкону. Количество выдаваемого ему продовольствия соразмерялось с важностью преступления. Так, простой вор мог получить пищи недели на две; необычный вор мог получить только половину этого количества. Злодейское убийство влекло за собой полное лишение провианта. Человек, осужденный за убийство со смягчающими вину обстоятельствами, снабжался провизией на срок от трех дней до недели. Маркус О’Брайен был избран судьей, и он определял количество продовольствия. Человеку, нарушившему закон, давался известный шанс на спасение. Юкон уносил его, и он либо доплывал, либо не доплывал до Берингова моря.