Любовь к жизни. Рассказы

Все это было необычайно для индейца с Юкона, но Клаки-На был необычайный индеец. Он не только любил оказывать широкое гостеприимство, но, располагая как вождь большими деньгами, мог себе это позволить. В дни первых торговцев он был силой среди своего племени и делал хорошие дела с торговыми товариществами белолицых. Позже вместе с Порпортуком он открыл золотую россыпь на реке Коюткуке. Клаки-На и по природе, и по воспитанию был аристократом. Порпортук же был буржуа, и потому Порпортук откупил у него его долю в прииске. Порпортук довольствовался кропотливым накоплением. Клаки-На вернулся в свой большой дом – и начал тратить. Порпортук прославился как самый богатый индеец на Аляске и не брезгал ростовщичеством. Клаки-На весь был анахронизм, пережиток средних веков, боец и бражник, наслаждавшийся вином и песнями.

Эл-Су приспособилась к большому дому и его нравам так же легко, как прежде приспособлялась к миссии Св. Креста и тамошним порядкам.

Она не старалась наставить своего отца на путь истинный и направить стопы его к Богу. Правда, она укоряла его, когда он пил слишком много и напивался; но вмешивалась она только ради его здоровья.

Веревочный запор большого дома всегда был спущен. Без конца то приезжали, то уезжали. Стропила большой палаты дрожали от смеха и песен. За столом сидели люди со всего света и вожди дальних племен – англичане и жители колоний, сухощавые янки и жирные служащие крупных компаний, ковбои из западных штатов, моряки, охотники и погонщики собак, принадлежавшие к двадцати разным национальностям.

Эл-Су вдыхала космополитическую атмосферу. Она говорила по-английски так же хорошо, как и на родном наречии, и пела английские песни. Она знала отживающий индейский церемониал и умирающие традиции. И при случае умела носить одежду дочери вождя своего племени. Но большею частью она одевалась, как одеваются белые женщины. Она недаром занималась в миссии рукоделием и была прирожденной художницей. Мастерила она платья белых женщин сама – и умела их носить.

В своем роде она была так же своеобразна, как и отец; и положение, которое она заняла, было столь же необычным, как и его. Она была единственной индеанкой, равной по социальному положению всем белым женщинам, жившим на станции Танана. Она была единственной индеанкой, которой белые мужчины делали почтительные предложения руки и сердца. И она была единственной индеанкой, которую не оскорблял ни один белый.

Ибо Эл-Су была красавицей. Красота ее была красотой индеанки: сила и очарование внутреннего огня, независимо даже от черт лица. Поскольку речь идет об одних чертах лица и линиях тела, она представляла классический индейский тип. У нее были и черные волосы, и нежно-бронзовый цвет кожи, и черные глаза, блестящие и смелые, сверкающие, как клинок, и гордые; у нее был изящный орлиный нос с тонкими дрожащими ноздрями, выдающиеся скулы, не слишком широкие, и тонкие губы, не слишком сжатые.

Но поверх сего и сквозь все пробивалось ее пламя – непреодолимое нечто, что было ее душой, что мягко и тепло горело в ее глазах, заливало ее щеки, раздувало ноздри, двигало ее губами; а когда губы были в покое, оно все же лежало на них, и губы, казалось, дрожали от его присутствия.

К тому же Эл-Су обладала остроумием, редко задевавшим кого-нибудь серьезно, но умевшим ловко отыскивать простительные слабости. Ее насмешливый ум играл, как мерцающее пламя, и во всех окружающих пробуждался ответный смех. И вместе с тем она никогда не была в центре. Этого она не допускала. Большой дом и все, чем он был замечателен, принадлежало ее отцу. И до самого конца по дому двигалась героическая фигура его хозяина, коновода всех кутежей, законодателя племени.

Правда, когда силы стали покидать его, она взяла из его рук часть ответственных обязанностей. Но, по-видимости, он все еще правил, часто засыпая за столом, – развалина, и все же как будто руководитель пиршества.

По дому двигалась также фигура Порпортука; он зловеще покачивал головой, неодобрительно оглядывался вокруг и платил за все. Не то чтобы он действительно платил. На самом деле он соблюдал свой интерес таинственными путями и из года в год поглощал все имущество Клаки-На. Порпортук однажды взял на себя смелость пожурить Эл-Су за расточительный образ жизни в большом доме – это было тогда, когда он почти поглотил последние остатки богатства Клаки-На, – но ему никогда не пришлось повторить свой выговор. Эл-Су, как и ее отец, была аристократкой; как он, презирала деньги и, как он, обладала сильным чувством чести.