Любовь к жизни

– Ничего, ничего... – бормотал он, – сейчас доберемся до моей машины, я отвезу тебя домой, а там... Там ты отдохнешь, а утром мы вызовем настоящего врача. Хорошо?

Я снова кивнула.

– Осторожнее, осторожнее, – продолжал Витя, – теперь ничего не бойся... А эту тварь Степаниду я и правда посажу. Поверь, для этого у меня знакомств хватит.

– Погоди-ка, – остановившись, проговорила я, – она на самом деле ни в чем не виновата. С чего ты взял, что это она насылала на меня кошмарные сны?

Степанида притихла у своей стеночки.

– Как это? – озадаченно произнес Витя. – Я же сам видел, как она тебя того... заколдовывала, а ты... Она тебя едва в гроб не вогнала, а ты ее защищаешь...

– Защищаю, потому что она ни в чем не виновата, – объяснила я.

– А кто же тогда виноват? – глупо спросил Витя.

– Я сама, – ответила я.

Витя вытаращил глаза, явно не понимая вообще ничего.

– Я сама виновата, – повторила я, – я уснула под монотонное пения Степаниды, а этого мне делать было как раз не нужно. Просто я устало очень – всю ночь не спала, а тут – мягкий стул, заунывные причитания... Кого хочешь в сон сморит. А когда я уснула, ко мне пришел мой обычный ночной кошмар. Понимаешь?

Витя с сомнением повел плечами.

– Вся вина Степаниды заключается в том, – добавила я, – что она не смогла излечить меня от кошмарных сновидений. Только в этом ее можно упрекнуть. В непрофессионализме. Но если тот, кто насылает на меня эти сновидения, сильнее ее, то в чем ее можно упрекнуть?

– Ни в чем, наверное, – промямлил Витя.

Я снова посмотрела на Степаниду. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы увидеть благодарность в ее глазах. Нет, это не она причина моих еженощных кошмаров. Я все-таки, не обычный человек, я экстрасенс с исключительными паранормальными способностями и чувство интуиции у меня развито гораздо сильнее, чем у всех остальных людей. И сейчас интуиция подсказывает мне, что Степанида ни в чем не виновата.

А за свой непрофессионализм и шулерские фокусы, она уже наказана – стоит у стены, заломив руки, словно перед расстрелом и смотрит так... умоляюще...

Витя снова оглянулся на Степаниду, но ничего не сказал. Молча повел меня к выходу.

Откуда-то снова появилась тихая, как белая мышка, девочка-гимназистка.

– Лиза, – умирающим голосом позвала Степанида, – выйди к ожидающим господам и скажи, что в связи с моей болезнью приеме сегодня не будет...

– Господа все разбежались, – прошептала девочка Лиза, – когда... девушка начала кричать, их как ветром сдуло – одного за другим...

Мы с Витей прошли через прихожую, где одиноко стояли по углам совершенно пустые кресла, миновали подъезд и учтиво поклонившегося нам одетого в фрачную пару детину и остановились у Витиной машины.

– Погоди, – сказала я, – я немного постою на свежем воздухе.

– Конечно-конечно... – сказал Витя и, осторожно прислонив меня к машине, отпустил.

– Дай сигарету, – попросила я.

Он поспешно достал мне сигарету и поднес к ней зажигалку. Когда я несколько раз подряд глубоко затянулась и почувствовала себя почти в норме, Витя просительно заглянул ко мне в глаза и проговорил очень тихо:

– Оль... Прости меня, пожалуйста.

– За что это? – удивилась я.

– За то, что я притащил тебя в этот дурацкий салон, – вздохнул Витя. – Понимаешь, я же не знал, что все так выйдет. Я... честно говоря, я считал, что все эти твои кошмарные сны это что-то совсем такое... не стоящего пристального внимания. Вот мне несколько раз в жизни снились кошмары, так я наутро не помнил, в чем там было дело... Только неприятное ощущение оставалось и все. Но это быстро проходило. Я думал – у тебя что-то в этом роде. А оказалось...

– Что оказалось?

Витя зябко передернул плечами и, прежде чем заговорить, достал сигарету и закурил.

– Ты бы видела себя, когда... когда... – негромко сказал он, – я думал, что я сам с ума сойду. Было так тихо, спокойно, полумрак, Степка что-то напевает идиотское свое... На самом деле в сон клонило, и вдруг ты рухнула со стула и начала извиваться на полу, будто у тебя какой-то припадок. Я старался тебя успокоить, а ты ничего вокруг себя не видела, хотя глаза у тебя были широко открыты – и не понимала ничего. Потом вдруг вскочила на ноги и принялась метаться из стороны в стороны. И кричала...

Витя судорожно – с хлюпаньем – затянулся и продолжал:

– И кричала... Страшно кричала, словно что-то такое видела перед собой, такое страшное, что это невозможно перенести. Потом и Степка завизжала – когда ты со стула рухнула, она как будто в ступор вошла – сидела с открытым ртом и на тебя смотрела. А как только ты метаться и кричать начала – завизжала. А потом самое страшное было... Ты начала на себя рвать одежду, царапать шею ногтями, словно тебя душил кто-то... Закатывала глаза и хрипела. А когда я все-таки схватил тебя в охапку, ты обмякла. Я положил тебя на стол, вытащил было телефон – чтобы в скорую звонить – и тут ты очнулась. Честно слово, – добавил вдруг Витя, – если бы бы с тобой что-нибудь случилось, я бы эту Степку проклятую удавил. Точно говорю.