Читаем Любовь как сюжет воспоминаний: российский кинематограф 1990-х полностью

Любовь как сюжет воспоминаний: российский кинематограф 1990-х

К концу 1990-х годов в России, как засвидетельствовала статистика продаж игровых фильмов и их проката, особый успех приобрели многочисленные современные ретрофильмы, где время действия датируется «ближайшим» прошлым — советским. Их появление совпадает с процессом, отмечаемым социологами: с середины 1990-х позитивные элементы самоидентификации россиян связываются с моментами, отсылающими к воображаемому общему прошлому.

Юлия Геннадиевна Лидерман , Юлия Лидерман

Культурология / История / Образование и наука18+
<p>Юлия Лидерман</p><p>Любовь как сюжет воспоминаний: российский кинематограф 1990-х</p>

К концу 1990-х годов в России, как засвидетельствовала статистика продаж игровых фильмов и их проката, особый успех приобрели многочисленные современные ретрофильмы, где время действия датируется «ближайшим» прошлым — советским. Их появление совпадает с процессом, отмечаемым социологами: с середины 1990-х позитивные элементы самоидентификации россиян связываются с моментами, отсылающими к воображаемому общему прошлому. В это время в российском кинематографе все заметнее становятся неотрадиционалистские черты[1]. Исследования массовых жанров в кино позволяют выявить взаимосвязь расчета на успех и обращения к истории (ближайшей или дальней, но всегда мифологизированной).

Предполагаемый зрительский успех задается режиссером по-разному: величиной бюджета, обращением к новым технологиям, новым жанрам, благодаря участию «звезд» или на сюжетном уровне обращением к «русской классике», к мифологическим мотивам и к «общему прошлому».

Время с 1991 года сопровождается серьезными изменениями в российском культурном производстве.

• Усложняется состав производителей символической продукции: издательств, кинокомпаний.

• Меняется топография потребительских групп — возникают специализированные зрительские сообщества. Можно говорить об усложнении состава профессиональных сообществ: критиков, продюсеров, конкурсных жюри, экспертов различных академий.

• Жанровый и тематический состав символической продукции по сравнению с периодами «застоя» и «оттепели» определяется другими авторитетными инстанциями. В кинопроизводстве влияние массовых жанров как на телевизионную, так и на широкоэкранную продукцию приводит к появлению как новых по сравнению с советской системой жанров фильмов — боевиков, триллеров, мелодрам, сериалов, так и к использованию элементов видеоязыка жанрового кинематографа в продукции артхауза.

Но на появление интересующих нас ретрофильмов влияют не столько профессиональные кинематографические интересы, связанные с интеграцией российского кинематографа в мировую индустрию или в мировую историю кино, а внутринациональная коммуникация, потребность в ценностном самоопределении, потребность в выработке образцов поведения, необходимость в ориентирах поведения. Обращение к прошлому задает горизонты настоящего. Самоопределение национального характера происходит благодаря удерживаемым социальной и культурной памятью историческим событиям, благодаря интерпретациям предшествующих настоящему моменту историй. От того, что попадает в макет актуального прошлого, зависят ценностные приоритеты национальной солидарности, с одной стороны, и культурная политика государства — с другой.

Среди рассматриваемых нами фильмов есть мелодрамы, драмы, фильмы с элементами комедии и авторские фильмы[2]. Фильм, вспоминающий самую удаленную по времени историю, — «Возвращение броненосца» Г. Полоки, эксцентрическая комедия, разворачивающаяся в первое пореволюционное десятилетие. Сюжет «Утомленных солнцем» Н. Михалкова связан со сталинскими репрессиями второй половины 1930-х — начала 1940-х годов против высшего командного состава армии. Довоенной истории отношений Адольфа Гитлера и Евы Браун посвящен фильм А. Сокурова «Молох». В фильме Р. Варнье «Восток-Запад» историческим фоном выбраны события 1946 года, последствия инициированного советским правительством возвращения в СССР нескольких сотен эмигрантов. Фильмы «Вор» П. Чухрая и «Барак» В. Огородникова также реконструируют первое послевоенное десятилетие. 1953 годом датируется время действия фильма А. Германа «Хрусталев, машину!». О 80-х — фильм «Зависть богов», историческое время четко датируется в повествовании телевизионной новостью о сбитом в 1983 году над СССР южнокорейском пассажирском самолете. Поздние 1980-е и начало — первая половина 1990-х — время действия «Нежного возраста» С. Соловьева (в числе других исторических событий герой фильма переживает и первую чеченскую войну).

Перейти на страницу:

Все книги серии СССР: Территория любви (антология)

Любовь и политика: о медиальной антропологии любви в советской культуре
Любовь и политика: о медиальной антропологии любви в советской культуре

«Ромео и Джульетта» (1575) Уильяма Шекспира предлагает наглядную модель концепции любви Нового времени и иллюстрирует связанный с ней конфликт индивидуального, интимного, любовного желания и политических и социальных практик, посягающих на личную сферу. Одновременно драма Шекспира содержит решение этой культурно-антропологической проблемы: трагическое самоубийство влюбленных утверждает любовь в качестве внутреннего, интимного, абсолютного опыта, сопротивляющегося любым политико-идеологическим, социальным или семейным вторжениям извне. Двум любящим друг друга людям удается, несмотря на все социальные и политические препятствия, утвердить абсолютную ценность любви. Конец драмы, когда враждующие семейные кланы наконец мирятся, кажется одновременно и обнадеживающим, и утопичным, поскольку никакое политико-идеологическое регламентирование не способно конкурировать с хитростью влюбленных. Так что для продолжения традиции политических и социальных связей необходимо, чтобы политическое сообщество воздерживалось от вмешательства в личную жизнь своих участников. Если спроецировать концепцию Никласа Лумана на шекспировскую драму, то можно говорить о процессе становления любви как символически генерализованного медиума в обществе Нового времени. Ролан Барт описывает подобную ситуацию как процесс этаблирования особого «языка любви», который является абсолютным и автономным по отношению к требованиям политического сообщества.

Юрий Мурашов

Культурология / История / Образование и наука
Женщина в эпоху ее кинематографической воспроизводимости: «Колыбельная» Дзиги Вертова и синдром Дон-Жуана
Женщина в эпоху ее кинематографической воспроизводимости: «Колыбельная» Дзиги Вертова и синдром Дон-Жуана

Безусловно, напрашивается сама собой интерпретация последнего полнометражного фильма Дзиги Вертова «Колыбельная» (1938) как неудачной попытки утверждения авангардистской стилистики в условиях социалистически-реалистического «огосударствения» советского киноискусства 1930-х годов. Вызвано это в первую очередь пышной символикой фильма и неуемным восхвалением Сталина. Поэтому «Колыбельная» может быть рассмотрена как наглядный пример культурного и общественно-политического развития советского тоталитаризма поздних 30-х годов. Насколько ясно место фильма в истории тоталитарной культуры, настолько сложен и неоднозначен фильм с точки зрения истории кино в частности и истории медиа в целом.В связи с этим мы ставим себе в нашем анализе две задачи. Во-первых, существенным представляется вопрос о том, в какой степени обращение к женскому сюжету соответствует общей тенденции в развитии визуальных медиа, и прежде всего кино 20–30-х годов, а также насколько способы изображения женщин, которые мы находим в «Колыбельной», соответствуют стилевым поискам других режиссеров этого времени. Этой проблеме сопутствует второй вопрос — о связи визуальности и визуальных медиа с концептуализацией половых различий. Именно со второго аспекта проблемы мы и начнем анализ.

Юрий Мурашов

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология