Университетская зарплата не позволяла купить квартиру побольше. Приходилось выбирать. Анна предпочла кровать ванне, и тесная, но уютная кухонька, которая выходила в очаровательный маленький садик, казалась гораздо привлекательнее возможности иметь лишнюю комнату. Риелтор с юмором назвал ее ванную «удобства в номере». Гости обычно удивлялись: «Слушай, зачем тебе кран в гардеробе? Ой, это же душевая кабина».
Анна приняла душ, оделась, застегнула сапоги. Поездка к родителям в Баркинг была сродни путешествию в прошлое. Особо приятных ощущений оно не доставляло, и она всякий раз чувствовала облегчение, когда возвращалась домой. Анне было стыдно, что она так относится к родным. Но она ничего не могла поделать, поскольку детство вызывало у нее сплошь отрицательные ассоциации.
Анна вошла в вагон и села, твердой рукой привычно держа взятый в автомате стаканчик кофе, как олимпийский бегун держит горящий факел. Поезд выехал из-под земли на улицу. Вот она, мистическая веха между прошлым и настоящим, Анной и Аурелианой – станция Норт-Серкьюлар. Анна возвращалась туда, где провела детство и юность.
Подняв капюшон, чтобы защититься от осеннего дождика, она миновала торговый центр и зашагала по знакомым улицам, застроенным домиками в стиле тридцатых годов, с декоративной штукатуркой, со спутниковыми тарелками на крышах, похожими на затейливые шляпные булавки. Пока были живы родители, это место оставалось ее домом.
И он почему-то всегда казался меньше, чем она помнила.
Анна позвонила в дверь, притоптывая от холода. Мама открыла, представ перед ней в ярком фартуке с нарисованным телом стриптизерши. Этот фартук перестал быть смешным спустя минуту после того, как Эгги подарила его матери на день рождения много лет назад.
– Аурелиана, я же сказала – в половине первого!
– Прости, в метро что-то ремонтировали, – бесстрастно соврала Анна.
– А я не слышала, – сказала Эгги, появляясь в коридоре с граненым бокалом. Вся посуда в родительском доме была родом из семидесятых.
– Потому что тебя вез Крис. Привет, Крис!
– Здорово! – отозвался тот из гостиной.
– Или потому что ты врушка – мокрая подушка. Мы с мамой думаем, как рассадить гостей. Хочешь присоединиться?
– Сначала я выпью, – ответила Анна и направилась на кухню.
В доме чудесно пахло – жареной свининой и розмарином. Обычно готовила мать, но за воскресные ланчи отвечал отец. Полный итальянский набор: закуски, первое, второе, салат, сыр, граппа. После ланча Крис всегда говорил, что печень у него превратилась в паштет.
– Привет, папа, – сказала Анна отцу, который резал латук для салата.
– La mia adorata figlia maggiore![1]
– воскликнул он, целуя дочь в щеку. – Вино на столике. – Анна налила себе добрых полпинты. – Как прошла встреча?Отец невероятно гордился Анной. В отличие от матери, его интересовали все подробности.
– Неплохо, – ответила Анна, прислонившись к холодильнику, и подумала: если бы не чертов Джеймс Фрейзер, она бы уже болтала не умолкая. Анна ощутила неприятную тяжесть в животе. – Процесс идет…
– Интересно будет посмотреть, что получится.
Из-за стенки слышался восторженный мамин смех и басовитый голос Криса, травившего анекдоты. Анна подумала: это, наверное, единственный шанс поговорить с папой наедине. Прикрыв кухонную дверь, она негромко спросила, кивнув в сторону гостиной:
– Папа, им хватает денег?
Отец поправил висевшее на плече полотенце и принялся крошить морковь в салат.
– Я сказал Крису, чтобы обращался, если будет надо. Он говорит, у них все в порядке.
Наверное, тут и следовало успокоиться, но Анна не могла. Ее родители жили на отцовскую пенсию и мамино наследство. Этого хватало, но отнюдь не с избытком. И организацией свадьбы ведал не Крис.
– Эгги выбрала платье, которое стоит четыре тысячи, – сказала Анна.
Она ожидала, что отец встревожится, но тот пожал плечами.
– Ты же знаешь свою сестру, она любит… – нечасто его подводило знание языка, после сорока лет, проведенных в Англии, – …любит все такое, трам-пам-пам. – Отец поддернул воображаемую пышную юбку, сложил губы сердечком и сделал несколько па, держа в руке картофелечистку.
– Ох, ладно, забудь…
– Твоя сестра узнает цену деньгам, когда в течение года будет расплачиваться за покупки. Ты ведь знаешь Эгги, она не станет слушать. Пусть сама поймет.
– Да, наверное.
Анна отхлебнула вина и подумала, что сделала все возможное. Жаль, что ей недоставало отцовского оптимизма.
– Помощь нужна?
– Нет, спасибо.
Он протянул дочери миску с салатом.
– Поставь на стол и поздоровайся. Они там хотят поговорить с тобой о свадьбе.
– Быть того не может! А я думала, Эгги никогда не решится, – ответила Анна с веселой гримасой, и отец улыбнулся.
Когда сестра вошла в гостиную, Эгги спросила:
– Я могу быть твердо уверена, что ты придешь одна?
– Да, – ответила Анна, вздохнув. – Хотя позволь тебе напомнить, что умираем мы все в одиночестве.