Любовь как в кино

– С днем рождения, Кенсингтон. Загадывай желание.

Мгновенно опускаю взгляд к торту, потому что прекрасно помню следующую реплику. И сцену.

Поцелуй Саманты и Джейка.

Внутри меня разгорается свет. Маленькие нервные бабочки летят на него. Они могут подлететь слишком близко. Могут опалить крылышки.

Бросаю на него быстрый взгляд из-под ресниц и кусаю губы. Я не решаюсь произнести эту реплику, зная, что за ней следует. Зная, что я не готова. Не зная, на что он рассчитывает.

Но он не дает мне шанса.

Наклоняется и целует меня.

– Мое уже сбылось, – выдыхает Шейн на расстоянии шепота от моих губ.

Помедлив долю секунды, целует меня в щеку. Меня охватывает трепет. Чуть больше – и это было бы слишком. Чуть меньше – и сцена лишилась бы своей законченности.

Слов дальше нет.

Поверх кадра, на котором Саманта и Джейк замерли в поцелуе, бегут титры. Гипнотическая мелодия продолжается в фильме, так же как и сейчас. Зритель знает, что у Саманты все будет прекрасно. Кто-то наконец ее видит.

Шейн видит меня.

Он всегда меня видел.

– Любимый цвет? – Раньше был синий. Я хочу узнать все, хотя бы для того, чтобы отвлечься от мыслей о телефоне. Очень беспокойных мыслей.

Мы расположились в креслах-качалках на балконе главного дома. Балкон выходит на задний двор. Здесь очень тихо, лишь дует легкий ветерок. Помню, как много лет назад мы сидели здесь с его бабушкой и дедушкой и пили холодный чай.

– Хм, пожалуй, все-таки синий, – подумав, отвечает Шейн.

– Синий? Просто синий? Не небесно-синий, не цвет океана? – отталкиваюсь от пола, чтобы раскачать кресло. – Существует пятьдесят девять оттенков синего цвета, и это не считая выдуманных, типа «цвет унитазной смывки».

– Цвет унитазной смывки? Отличное название для краски. – Он улыбается. – Нет, просто синий.

– Ладно, синий. Поехали дальше. Любимое число?

– М-м, я бы сказал – два. И пять. Да, всегда любил номер пять.

Сдвигаю брови, пытаясь понять, на что он намекает.

– Под номером пять идут «Грязные танцы», а два – «Красотка». Понравилось ходить по магазинам?

– Понравилось смотреть на тебя.

– А по-моему, тебе понравилось, как перед тобой прыгали обе Мэри, – смеюсь я.

Он пожимает плечами.

– Мне понравилось видеть тебя счастливой, Кенсингтон.

Щеки у меня вспыхивают. Оборачиваюсь и мгновение молча смотрю на него. В его глазах понимание. И может быть, крошечный отблеск счастья.

– Мне это было нужно, – признаюсь я шепотом. – Спасибо, Шейн.

– Всегда пожалуйста!

Он откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза. По губам скользит довольная улыбка. Под легким ветерком тихо шелестит листва, стайка воробьев ссорится у кормушки, висящей на нижней ветке дерева.

Качаться так приятно.

– Думаю, твой дед одобрил бы планы «Керидж-Хаус». Ему понравилось бы то, что ты делаешь. Он бы тобой гордился.

Шейн не многое рассказал о смерти деда. Только то, что он оставил все внуку, включая заботу о бабушке.

Его качалка останавливается.

– Ты когда-нибудь думала всерьез уйти из «Сафии»? Открыть собственную студию?

Смотрю в сторону горизонта. В лучах заходящего солнца желтые подсолнухи наливаются темно-коричневым.

– М-м… ну, не знаю.

– У тебя получится, – уверенно говорит Шейн, перегибаясь ко мне через подлокотник. – Я бы тебя нанял. Не возвращайся в «Сафию».

– Что? Работать на тебя?

Он смеется.

– Нет, ты будешь работать на себя, а я стал бы твоим первым клиентом, ну, или единственным клиентом, а потом ты могла бы… не знаю… писать картины, например.

Сердце гулко бьется. Это то, чего я всегда хотела. Жизнь мчалась вперед, не давала времени оглянуться, подумать о своих желаниях. Я погружаюсь в мысли о том, что у меня есть, чего нет, что я оставила позади. Я хочу того же самого, чего хотела вчера. Хочу замуж. Ребенка. Однако сегодня, прямо сейчас, я от этого далека, как никогда.

Зато я теперь ближе к себе.

– Тебе понравился коттедж? – вдруг спрашивает Шейн.

– Конечно. И ты был прав: вид прекрасный.

– Что, если мы оборудуем его под твою студию?

– Почему…

– Так, даю тебе пищу для размышлений. Можешь жить здесь, если хочешь. Летом город так и кишит туристами. Удобная возможность сделать себе имя. – Он наклоняется ко мне и понижает голос: – Я очень хотел бы, чтобы ты была рядом.

Он хочет, чтобы я была рядом.

Покачиваюсь в кресле, обдумывая его слова. Закрыв глаза, пытаюсь представить коттедж и себя в нем. Я рисую. Окна открыты, полуденный ветер прогоняет из комнаты запах красок. Я вся в разноцветных брызгах. Я всегда с ног до головы перемазываюсь краской, когда рисую. И перемазываю все вокруг.

Шейн любит мои картины. Он хочет, чтобы я жила здесь. Почему мне снова вспоминается «Красотка»? Эдвард предложил Вивиан квартиру, машину, лучшие магазины – все, что она хочет. Но она хотела его. На большее я сейчас не способен, говорит он.

Шейн предлагает мне дом, собственную студию, себя? Но сейчас, на данный момент… я к этому не готова. На такое я сейчас не способна.

Откинувшись в кресле-качалке, поворачиваюсь к нему.

– Это все слишком быстро… Пожалуй, собственное дело действительно то, что мне нужно, только…

Шейн шумно вздыхает.