Серьезно, он во всю эту хрень с душой и отмаливанием в церкви — слабо верил. Вообще, не верил, по ходу. Но когда Федот прикалываться начал… Не его это долбанное дело, в конце концов! Она, между прочим, о нем заботится, пусть и в такой… ну, ладно, и правда дурацкой форме. И ему даже приятно, наверное. Хоть и тупо столько денег выбрасывать черт знает на что. И все-таки Боров не хотел, чтоб Федот глумился с его Бусинки и ее поступков, таких же чистых и открытых, какой и была вся она. Даже детских, по сути, а все равно, выворачивающих у него все изнутри.
Пытаясь хоть на какое-то время успокоиться, он рванул двери и тяжело опустился на водительское место. Завел машину и только тут понял, что рядом никого и нет. На пассажирском месте, где всегда сидела Бусинка, ее сейчас не было. Он резко обернулся к заднему сидению и глянул на малышку. Она сидела по центру, обхватив себя руками за пояс, все еще в дурацком платке, почему-то разозлившем Вячеслава больше всего остального, и смотрела на него грустными и настороженными глазами.
У него в груди словно кол по центру вколотили, так закололо. Совсем как пять минут назад, когда этот поп велел Агнии отойти от него и остаться в церкви, а Вячеслав на какую-то пару мгновений поверил, что его малышка именно так и сделает. Так и захотелось обхватить ее двумя руками и прижать к себе с дурным рыком: «мое! Не пущу! Никому не отдам!». И как же его попустило, когда Агния сама к нему прижалась, не послушав долбаного попа. Что бы там между ними не происходило, а она его выбрала, к нему потянулась. Только сейчас с какой радости назад залезла?
— Ты чего? Ты боишься меня, малышка? — у него голос осип от этой треклятой колющей боли внутри. И страха, что и правда боится. Вот же ж, блин.
В настороженных глазах Бусинки появилось недоумение:
— Нет, Вячеслав Генрихович, — она мотнула головой и как-то неуверенно сжала губы, — а надо, да? Вы сейчас очень на меня сердитесь?
Он отвернулся. Закрыл глаза и только теперь понял, что вцепился в руль мертвой хваткой. Разжал пальцы, вздохнул и покачал головой, отвечая на ее вопрос:
— Если не боишься, то чего, вдруг, сзади уселась? — продолжая свои попытки совсем успокоиться, уточнил он.
— Ну, я думала, что вы злитесь. И сейчас так думаю, если честно, — Агния неуверенно повела плечами. — Не хотела вам мешать или раздражать вас еще сильнее. Я ж не специально, Вячеслав Генрихович, — она вдруг наклонилась вперед, стараясь заглянуть ему в лицо. — То есть, специально, конечно, — потупилась Бусинка, наткнувшись видно, на его недоверчивый взгляд. — Я специально приходила в церковь, и знала, что делаю. Но злить вас этим не хотела. И чтоб вы знали, тоже не хотела.
— Это я как раз понял, — он хмыкнул и завел двигатель. Выехал со стоянки, удостоверившись в боковом зеркале, что Федот едет следом, а не смылся. — Ты мне другое скажи, как тебе такое, вообще в голову стукнуло? С какой стати ты бабки решила сюда выбрасывать? — Боров глянул на нее в зеркало заднего вида и вдруг ругнулся, вновь зацепившись глазами за ее платок.
Это его бесило Конкретно. Будто бы показывало, что кто-то другой имеет на нее большее влияние. Тот же поп, который его малышку еще и за руки хватал, когда Боров вошел в их церковь.
— Сними это с головы, блин! — зло потребовал он.
Бусинка удивленно моргнула, но послушно потянула платок. А ему аж дышать легче стало, когда он увидел ее волосы. Его она. Только его. И никому Вячеслав между ними стать не позволит.
Агния как-то неловко свернула ткань, сжала в руках, перебирая пальцами. Но на свой вопрос ответа он что-то не слышал.
— Бусинка, я тебя еще раз спрашиваю, ты с какого дуба рухнула, что решила на такую чушь деньги тратить, а сама голодная сидела?
— Ну, не голодная, что вы, совсем, — попыталась возразить малышка.
— Ты еще поспорь! Че я, не помню, как у тебя в холодильнике ни хрена не было, и ты даже чая себе купить не могла? Еще и от денег отказывалась, блин! — он даже по рулю хлопнул ладонью, опять начав заводиться. — Сколько ты сюда денег отнесла? — он глянул на нее в зеркало заднего вида.
Бусинка смотрела на пальцы, дергающие этот дурацкий платок. На него глаз не поднимала. И молчала
— Бусинка, — с предупреждением в голосе произнес Вячеслав.
— Две семьсот, — едва слышно буркнула она в ответ на это предупреждение.
— Сколько?! — Он не просто офигел. Боров даже обернулся, отвернувшись от дороги, уставившись на девчонку. — Ты что, вообще себе денег не оставляла?! Ты с голоду решила подохнуть? Или просто дура?
— Вячеслав Генрихович! Мы же так врежемся!
Ого, теперь он видел разницу, Бусинка и правда испугалась. Так вцепилась в спинку его сиденья, что пальцы побелели.
Было б с чего. Он же не идиот, посмотрел сначала, что дорога пустая. И скорость у него черепашья.
— Тьфу на тебя, нашла когда бояться, — фыркнул Вячеслав, сев нормально. — Ты чего переполошилась так?
— Так ведь разбиться можно, Вячеслав Генрихович, — все еще испуганным голосом пробурчала малышка. — Врезаться в столб. И насмерть.
Он со смешком покачал головой.