Любовь как закладная жизни

— Так вот, — продолжала объяснять Бусина, активно жестикулируя руками. — Мне родители обещали, что когда мне шестнадцать исполнится — я смогу проколоть уши, если не передумаю.

— И что? Не передумала?

«Дурацкий вопрос», одернул он себя. Не просила бы, если бы передумала.

— Нет. — Бусинка покачала головой. — Хоть, мне иногда кажется, что может не стоит, если они не хотели, как уважение к их памяти…

Он фыркнул. Не удержался.

— Ну и бред, дите. Чепуху не городи. — Боруцкий сдернул с вешалки ее плащ, и вытащил девчонку, уже успевшую обуть туфли, на лестничную площадку. — Раз они сказали тебе, что в шестнадцать будет можно — значит, не были против.

— Думаете? — Она задумчиво выпятила нижнюю губу, прикусив зубами, и чуть отвернулась, закрывая дверь.

Он мысленно застонал, не в силах отвести глаза. И только кивнуть смог в ответ на ее вопрос.

— Вячеслав Генрихович? — Окликнула его девчонка, когда они уже шли по лестнице.

— Мм? — Не оборачиваясь, откликнулся он.

— Как думаете, а это больно? — С некоторой дрожью в голосе спросила Бусинка.

— Понятия не имею. — Совершенно искренне ответил Боров.

— Ага. — Неясно ответила она. — Вячеслав Генрихович?

— Что? — Все так же игнорируя боль, покорно отозвался он.

— А можно я вас за руку подержу, когда мне их прокалывать будут? — Робко спросила девчонка, сев на пассажирское сидение машины и глянув на него снизу вверх.

— А чем это поможет? — Боров даже заинтересовался новой формой анестезии. Для него этот вопрос сейчас ребром встал. Или боком, точнее.

Бусинка опустила глаза.

— Ничем, наверное. Просто, мне так легче будет. Уверенней. — Не глядя на него, еле слышно прошептала она.

Он сглотнул. Откашлялся. Вытянул сигарету из пачки и сжал зубами.

— Как хочешь. — Постаравшись безразлично передернуть плечами, Боруцкий завел машину.

Спустя сорок минут, она снова сидела в его машине и беспрестанно крутила головой, поворачиваясь к зеркалу заднего вида то одним ухом, то другим.

— Вы, правда, думаете, что нормально? — Раз в пятый, наверное, спросила Бусинка.

При этом она осторожно потрогала пальцем маленькую сережку в виде гвоздика, которыми ей в салоне и прокалывали уши.

Вячеслав не ответил. По опыту предыдущих четырех раз, он уже уяснил, что девчонка и не ждала ответа. Только хмыкнул и достал новую сигарету, покрутил ту в пальцах, рассматривая следы ее ногтей на своей коже. Ничего так, хватка, как для малолетки.

— Вам нравится?

Она так и смотрела в зеркало.

Ему нравилось. И, в то же время, он и немного сожалел о том, что она поменялась. То есть, и не поменялась, вроде бы. И ей, действительно, было хорошо так. Но и раньше — она была куколкой.

Блин. Чет он сам в себе запутался. Надо отвозить ее, и самому домой ехать. Тем более что боль в боку не утихала.

Он все так же молча кивнул, поправил зеркало, и тронул машину с места.

Однако, вместо того, чтобы направиться к дому Бусинки, Вячеслав заглушил двигатель на проспекте. Агния сидела, то и дело, касаясь ушей, и не думала выходить. Похоже, решила, что ему надо какие-то свои дела уладить.

— Давай, Бусинка, двигайся шустрей. — Он махнул рукой, указывая ей на дверь.

Она удивленно глянула на него, но послушно вышла.

— А мы куда?

Агния осмотрела улицу, полную людей, возвращающихся с работы.

— А, прям сюда. — Боруцкий подтолкнул ее к дверям ювелирного магазина, у которого они и стояли.

Она осталась на месте. Каблуками уперлась, что ли?

— Зачем, Вячеслав Генрихович?

— Моральная поддержка, это хорошо, но я тебе что-то реальное подарить хочу. — Хмыкнул он. — Шестнадцать лет раз в жизни бывает.

— Ну, не надо. Ну, правда. — Она обернулась и уставилась на него, покусывая губу, будто нервничала. — Вячеслав Генрихович…

— Бусина. Прекрати. Любая девка обрадовалась бы. А ты упираешься. — Он выбросил сигарету в урну и, ухватив Агнию за руку, чуть ли не затащил ее внутрь. — Что я, крестнице не могу подарок на день рожденья подарить, а? — Рассмеялся он, глядя, как затравленно она осматривается.

Продавщицы уставились на них с удивлением и растерянностью. Охранник невозмутимо кивнул.

Агния отступила вбок и дернула его, заставив наклониться.

— Ну, что такое, Бусина, ей-Богу? — Он тяжело вздохнул.

— Я же не по-настоящему ваша крестница, Вячеслав Генрихович. — Прошептала девчонка ему на ухо. — А вы и так, так много для меня делаете.

Он помнил, что не по-настоящему. И ничто его так не радовало, если честно. Но распространяться об этом Вячеслав не собирался.

— Ну, они же не знают, что не по-настоящему. — Так же шепотом ответил он и, стараясь не задеть ее проколотые уши, поправил выбившиеся из косы пряди. — А я уже сказал, что ты крестница, придется за базар отвечать. — Он ей подмигнул.

— Так никто ж не знает, кто мы такие. Давайте, просто уйдем, а? — Она посмотрела на него с надеждой.

— Бусина, прекращай трусить. И меня не обижай. — Он развернул ее к витринам. — Выбирай.

Видимо поняв, что его не переубедить, девчонка покорно поплелась к витринам. Словно он ее на каторгу отправил, а не цацки рассматривать, ё-моё. И как эту девчонку понять? Еще и, ну кто б сомневался, поперлась к витринам с серебром.