Любовь Химеры 2 (СИ)

Я поскорее ухватила ниточки зова и настроила связь, было очень тяжело, она была очень далеко, в каком-то защищенном от ментального воздействия месте. Но я приложила все усилия.

— Почему все так, мамочка? Я знаю, ты меня никогда не любила. И, может быть, была и права, пытаясь убить. Но я — хорошая, мамочка, хорошая. Я стараюсь.

— Я знаю, милая, знаю! — кричала я ей, но она не слышала меня, увы.

Я узнала это место, узнала оранжерею.

— У тебя замечательные внуки, которые очень ждут свою мамочку. Как я всю жизнь ждала тебя. Хоть мне и говорили, что ты мертва, а я все равно ждала тебя, мамочка. Так же и Илюшенька с Машенькой ждут меня еще, я знаю, помоги мне, мамочка, помоги мне, Лелюшка.

— Помогу, доченька, помогу!

Я встала, собрала вещи, поцеловала мужа, сына, оставила записку и поднялась на этаж выше, где располагались однокомнатные квартиры для одиноких военнослужащих, и постучала в сто пятую квартиру. Орлан открыл почти сразу, словно ждал стука.

— Что такое, Евгения Владимировна? Что случилось?

— Отвези меня на Антлань немедленно! Дора жива, нужно сказать Олегу и Велесу, она в плену у Люцифера на Риере.

— Нельзя на Антлань! Там у Люция свои люди. Ему передадут, что они вылетели за ней, и он ее перепрячет.

— Так давай расскажем им прежде об этом.

— Их может найти только Дора со своим даром чувствовать ложь, — вздохнул Орлан.

Что-то в его тоне и тяжелом взгляде меня напрягло.

— Постой! А почему ты раньше ни о чем не рассказал Доре, если обо всем знал?

— Я еще жить хочу! — сверкнул глазами генерал.

— Но нужно что-то делать, он там издевается над ней!

— Ты знаешь, где она?

— Да, там же, где были мы с девочками.

— Полетели! Дай только собраться!

Орлан открыл шкаф, вытащил чемодан стал собирать вещи.

— Мы вдвоем полетим? — удивилась я.

— Да, вдвоем.

— Давай хотя бы Перуна позовем с нами. Надо же ее как-то забрать, разве мы справимся?

— Мы лететь будем 2 месяца. Копи в себе силу, чтобы отдать все одномоментно в один удар. Справимся, не бойся, он там один, я уверен. Координаты помнишь точно?

— Да.

— Придется лететь на автопилоте, скорость будет запредельная. Нам придется уснуть, чтобы защитить разум от перегрузок. Если получится, то захватим его корабль, на нем пролетим через их врата междумирья и вернемся уже быстрее.

Мы сели в самый быстрый из кораблей, что только был у антов. Орлан задал координаты, что навечно врезались в мою память, словно специально для этого случая. Мы легли в камеры для осознанного сна. Это когда вроде спишь, но, если нужно, в секунду проснешься. И будешь четко помнить, где ты, зачем ты и что нужно делать. Я еще и свою энергию в это время буду накапливать. Обычно такой сон без сновидений — как наркоз. Но мне снился, а точнее, вспоминался наш плен.

Как к нему за нас за всех ходила Мара, как приходила под утро, шатаясь, и выла, вгрызаясь в подушку, чтобы мы не слышали. Но разве мы могли спать, пока она не придет. В какой-то момент перестала и плакать, приходила молча уже и спокойно засыпала. А потом и вовсе с улыбкой возвращалась. А потом пришли за Дживой. И если Мара поначалу возвращалась, шатаясь, но целая, она, видно, не сопротивлялась, лишь бы нас не трогали. А Джива не захотела и вползла в комнату еле живая, вся избитая, так что лица не было видно. И вот тогда я их возненавидела лютой ненавистью — и Люция, и сына его, их всех! Они сломали добрую, чистую душу Мары, она стала постигать чернокнижие. Обернулась к тьме, чтобы выжить, чтобы найти способ бежать. А еще она влюбилась. Это было видно по просиявшей ауре.

— Его отец, он не такой. Он благородный, он нам поможет, а еще я его пара, он женится на мне, — сияла сестра, — и тебя никто не тронет, Лелюшка. Нас всех никто не тронет больше, теперь мы будем работать на скотном дворе по хозяйству.

Но как же она ошибалась про то, что нас никто не тронет. Рабы на ферме были жуткие, грязные, вонючие и голодные до женщин. Когда полезли ко мне, я заколола одного вилами, другого Мара удавила кнутом. Третьему Джива разбила голову камнем. Больше из рабов к нам никто не лез, но Скипер был в бешенстве и захлестал меня кнутом до полусмерти, а сестер-таки отдал рабам в наказание за дерзость. Нам обрезали наши шикарные волосы и отправили на болота пасти змей размером с лошадь. Их нужно было постоянно зачаровывать, и мы попеременно сутками играли на дудочке. Без нормального сна и отдыха, без ванны и нормальной еды. Мы настолько очерствели душой и телом, что, когда пришел Перун, мы не поверили, что свободны, и даже не хотели с ним идти. Мы уже давно забыли, что где-то там есть другой мир. Есть мама и папа, есть горячая ванна и нормальная еда.

Он отмывал нас в живых водах, стирал и чистил память, но это все забыть невозможно. Это целая жизнь! Нам понадобилось лет сто, чтоб прийти в себя и начать жить заново.

И я так боялась, что сейчас и моей девочке искалечат психику необратимо. Она ведь совсем еще маленькая, хрупкая. Нежная.

Мы проснулись на подлете к кораблю, который когда-то служил темницей и нам с сестрами.