Она подошла ближе и ударила его с разбегу ногой в грудь, он схватил ее за руку и хотел шибануть о дерево, но она лишь уперлась в него ногами и подпрыгнула, выворачивая мужу руку. Ее пальцы вдруг превратились в огромные изогнутые когти. Замахнулась было ими на Тарха, но тот выпустил из своих рук огненные ленты, которые опутали руки Доры. Она лишь зарычала, засветилась белым светом, и ленты исчезли, а Тарх отлетел назад. Дора вскинула левую руку, и в ней появилась молния, здоровенная, огромная, вибрирующая молния.
— Не смей!!! — заорал Влад, бросаясь к обезумевшей дочери и отталкивая ее в сторону, чтобы молния не попала в мужчину.
Его ударило мощным разрядом тока, и он отлетел в сторону. Молнию дочь выпустила, но она угодила в столб с телефоном, к счастью рядом никого не было. К Соколову бросился Демитрий, начал ощупывать и водить над ним руками.
— Папа!!! — дико закричала Дора, поняв, что случилось, и бросилась к отцу.
— Ты что, с ума сошел! Никогда больше не подходи к ней, не касайся ее, когда она сражается. Она может убить неосознанно, случайно задев. С контролем у нее вообще беда!
— Папа, папочка! Прости меня! Я не хотела.
Дора тоже начала ощупывать.
— Нельзя подходить ко мне. Нельзя касаться! Никогда больше так не делай.
— И ты тоже! — выдохнул он.
Странно, но от удара током он почувствовал лишь необычайный прилив сил, который просто ошеломил его.
— Я от ярости голову потеряла просто!
Дочь помогла отцу встать.
— Я тоже все видела.
— Не стоит, — Соколов обнял едва не плачущую дочь, — если б я знал все, то же, что и он, я поступил бы так же. Она была искренне уверена, что ты — монстр, и не остановилась бы, пока не убила тебя, я ее хорошо знал, поверь. Убив тебя, убила бы и твоих детей, и внуков, весь твой род. Лучше уж она одна, чем вы все. Разве нет? Они спасли жизнь тебе и твоим детям. Не думаю, что Пелегину было так просто пожертвовать сестрой.
— Ну, вот, еще и он мне не отец. Что за фигня — двух отцов за 2 дня потерять!
— Неважно, кто он тебе по крови. Важно, кем ты его считаешь сама для себя. Он искренне тебя любит, как дочь, я это еще на вашей свадьбе с Авериным понял.
— Да, ты прав, мне совсем не хочется терять кого-то из вас, я люблю вас всех равно.
— Вот и умница, — отец крепко обнял дочь и поцеловал и, смотря на Тарха, печально улыбнулся. — Спасибо!
— Во Славу Рода нашего, — привычно ответил бог и исчез.
Исчезла вместе с ним и Дора.
— К Пелегину пошла. Сказать, что любит, — пояснил Демитрий удивленному Соколову.
— Ну, хорошо, — улыбнулся Влад.
Глава 31
Пелегин сидел в гостиной в кресле у окна и смотрел невидящим взором куда-то вдаль, из его глаз бежали слезы.
— Здравствуй, папочка.
Я кинулась ему в ноги, преклонила колено и поцеловала подрагивающую руку.
— Здравствуй, доченька! — улыбнулся он сквозь слезы, погладил меня по голове и прижал к себе, целуя волосы. — Прости меня, милая. Прости, родная. Я не мог найти в себе силы рассказать все тебе. Мне не хотелось, чтобы ты ее презирала или ненавидела. Боялась. Пусть лучше меня, но не ее. А Тарх всего лишь спасал своих детей и внуков. Свою любовь.
— Что у нее было с Люцием?
— Они 3 тысячи лет были в плену у Скипера, того самого, что ты грохнула, она была совсем еще юной. Что они там пережили, не говорят никому до сих пор, но не крестиком вышивали, можешь мне поверить! Знаю доподлинно, что Люций знал обо всем, хоть и отрицает. И уж, конечно, не упускал случая потешиться. А уж как он любит тешиться, даже тебе, прошедшей школу жриц Ардонии, лучше не знать.
— Скотина!!! — прошипела я, трясясь от гнева.
— А когда узнала, что носит тебя, дитя четырех миров, его невесту, у нее крышу сорвало: «Лучше сейчас убью, но дочери моей не видать ему!»
— Так почему же именно ее мне в матери выбрали?
— По злой иронии судьбы только у нее прижился столь необычный эмбрион. Попыток уже много было. Не дохаживали и до трех месяцев обычно.
— Гребаная судьба!
Узнать, что мама, которой тебе не хватало всю жизнь, в первые же секунды твоей жизни хотела тебя убить, было до слез неприятно. Но понять ее я могла. И ее тоже было жалко до слез. Поэтому уткнулась Перуну в колени и рыдала, рыдала, рыдала. А он просто гладил по голове.
— Тише, доча, тише, папа рядом. Все будет хорошо, детка. Во, держи, давно хотел отдать, но не решался.
Отец вытащил из кармана и положил мне на ладонь тонкое золотое кольцо с голубым бриллиантом в виде ромба.
— И что мне с ним делать, — выдохнула я.
— Хочешь, носи. Не хочешь, храни или Лизе подари.
Я сжала в руке кольцо, его бриллиант был из праха моей матери. Я закрыла глаза и сосредоточилась, и ничего не увидела, и не почувствовала.
— Почему она не отзывается? Настолько обижена? Или он и душу ее уничтожил?
— Душу уничтожить невозможно. Ждет своего часа, чтобы возродиться вновь. Перед тобой, должно быть, стыдно, вот и молчит, я думаю, вы еще увидитесь.
— Она, правда, любила папу?
— Правда, — улыбнулся Перун, — это ж Лелька. Без любви она не может. Правда, все больше к мужикам, с детьми как-то не клеится.
— Она что, правда, отравила жену собственного сына, красоте ее позавидовав? Как в сказке?