Вошли дед и отец, взяли меня под руки и провели по коридору, вовсе не металлическому, как обычно представляют космические корабли. На полу была красивая розовая плитка, стены тоже были красивого розового оттенка, раздвижные двери — орехового. Они распахнулись, и перед нами открылась большая стильная зала с мягкой мебелью у стен. И больше нечего не было, стояло лишь 6 мужчин — черноволосых, суровых. Двое были старшими сыновьями Деметриоса. Демитрий был самым младшим из мальчиков в семье. Два военных генерала — те, что были в черной форме, и 2 жреца-советника — те, что были в темно-синих костюмах. Но лица я их, к своему стыду, почти не различала. Меня все приветствовали сдержанными поклонами, я ответила тем же. Деметриос задрал рукав на правой руке, подняв ее вверх, продемонстрировал всем три золотых чешуйки на запястье. Знак принадлежности к королевскому роду, один из братьев поднес к отцу серебряный кинжал, тот провел по своему запястью возле своей метки, затем, по-моему. Соединил два наших пореза. Голова моя закружилась, резко затошнило, я испугалась, что упаду сейчас или оскандалюсь, испортив паркет. Но меня кто-то придержал сзади за плечи, и стало легче, пошел прилив сил, в голове прояснилось, мир стал видеться как-то по-иному. Более четче, ярче, что ли. Хотя зрение у меня и так куда лучше человеческого. Но теперь я видела еще и ауры людей сразу, не прибегая к внутреннему зрению. Причем никаких разноцветных всполохов и ореолов вокруг, вот просто смотрю на человека — и точно знаю его настроение. Дед, например, испытывает ко мне некое умиление, как к ребенку малому, отец — гордость. Дядьки — настороженность, жрецы — любопытство. Военным вообще пофиг на меня. Они здесь для подчеркивания статуса императора.
Дед держал наши руки перекрещенными с минуту, его глаза были закрыты, лицо то расслабленное, то хмурое. Читает мою память, догадалась я, покорно открылась и замерла. Простояли так еще минут 5, порез на руке начал чесаться, стал заживать.
Дед открыл глаза, прижал меня к себе, ни слова не говоря. Постояли так секунд 10.
— А теперь, внученька, исполни-ка мою просьбу.
— Какую, дедушка?
— Перейди в марсианскую ипостась, переоденься и встреть одного очень важного гостя.
Просьба Деметриоса была в том, чтобы я встретила и проводила к Витаору важного гостя, кого-то из оппозиции. Как я поняла, судя по секретности, приземлиться гость должен был в глухой тайге под где-то под Тюменью. Машину я оставила на трассе и бегом побежала через тайгу, заметив уже над ней белый, вытянутый, как блин, вайтман.
— Куда бежим? Кого ждем?
Я вдруг оказалась в объятьях Люцифера!
Гребаное кольцо!
— Не твое дело, — прорычала я.
И без лишних рассусоливаний выдала разряд тока, короткий, но сильный, жених обмяк в руках, а я его еще и об сосенку вековую лбом припечатала от души и побежала дальше. Бежала, долго всматриваясь в темноту, ища сигнальную метку, и тут меня кто-то схватил за ноги и дернул на себя. Я упала, и меня потащили, перевернулась на спину и вижу путы Люцифера на ногах. Стоит, ухмыляется, живой, здоровый, на себя тянет.
— Да сдохнешь ты уже когда-нибудь или нет?!
Ору я в бешенстве и разрубаю путы молнией. Семаргл выполнил, что обещал, научил смешивать все возможности ипостасей, не меняя облика. Очень удобно, когда нужно быть инкогнито.
— Я бессмертный, детка, смирись!
Хохочет дьявол, но я обрываю его хохот пощечиной, простой пощечиной, звонкой и хлесткой. Он ожидал чего угодно, но не этого. Его губы разбиты, в глазах пылает гнев, он бросается на меня, мы сходимся в рукопашной. Хорош противник, хорош! Не дает мне нанести себе серьезный ущерб и меня не калечит, выматывает только. Этак мы до ночи провозимся! Люциферу, похоже, тоже это надоедает, он хватанет меня за горло и впечатывает в сосну.
— Да етит твою за ногу! — слышу я мужской насмешливый голос. — Виевич, на те шо, персонально прогресс вселенной замер, что ли? Как ни увидимся, ты все девок портишь!
Люцифер отвлекся, мне хватило, изловчилась, вывернула руку, ломая кости, метнулась, словно молния, за спину и буквально повернула его голову вокруг своей оси и воткнула в сердце серебряный кинжал, что дал Демитрий на всякий случай, молясь, чтоб он заговоренным был…